Шишков - [49]

Неопровержимой против Прохора уликой является пыж, сделанный из оторванного уголка газеты, которую выписывают именно Громовы. Да и газета сама найдена в комнате Прохора. А обгорелый пыж, упавший в горнице убитой Анфисы, обнаружен учителем Рощиным, и теперь в руках строгого и неподкупного следователя. Прохору — крышка!..

Но, к несчастью своему, следователь Голубев, человек вдовый и одинокий, «водил хлеб-соль и с семейством Куприяновых, и с Иннокентием Филатычем». Тут, как нарочно, Голубев простудился и заболел. «Тридцать восемь шесть десятых… Опять вверх пошла», — тревожно жалуется несчастный следователь Груздеву. Тот посочувствовал конечно, а сам исподволь начал разговор о Прохоре, о том, что тот, дескать, ни при чем и напрасно его хотят обвинить в убийстве Анфисы… Как добрый знакомый, следователь начинает со стариком доверительно беседовать. Правда, он оговаривается: «Только имейте в виду: этот разговор между нами. И чтоб никому ни-ни… Поняли?..»

Он, «торжествующе играя густыми бровями и морщинами на лбу, достал с этажерки старенький портфель. — Вот видите, газета без уголка. Я видел ее у Прохора Петровича при допросе. А вот и уголок».

И он показывает своему собеседнику обугленный комок газеты, послуживший убийце в качестве ружейного пыжа.

А Иннокентий Филатыч вдруг прикидывается ошарашенным неким происшествием на улице и взволнованно указывает пальцем в окно. Невольно заглянул туда и следователь. В это мгновение Груздев схватывает со стола «вещественную улику» и проглатывает ее, запивая поспешно чаем!

«— Где?! — будто из ружья выпалил следователь, и охваченные дрожью руки его заскакали по столу. — Бумага, клочок, пыж?! — Одной рукой он сгреб купца за грудь, другой ударил в раму и закричал на улицу:

— Десятский! Сотский! Староста!..

— Иван Иваныч, друг… Ты сдурел. Я тебе тыщу, я тебе полторы, две…» Он доводит посулы взятки до трех тысяч, но тщетно. По требованию следователя его схватывают и подвергают унизительному обыску. Но ничего, конечно, не было найдено.

Тяжелая против Прохора Громова вещественная улика исчезла бесследно!..

Таким вот зловещим «ликом» оборачивается и этот, в начале романа плутоватый, заурядный купчишка.

Диалектическое построение образов — это одна из особенностей романа, ведь прямолинейные, статичные герои не выдержали бы той колоссальной нагрузки, которую они испытывают, участвуя в стольких событиях, совершая такое количество поступков. Внезапными событиями и поступками, которые, однако, оказываются закономерными и безупречно обоснованными, роман переполнен от начала до конца. А это и преступление Прохора, замысленное как центральная часть сюжета, дает нам в какой-то степени возможность и право рассматривать это произведение не только как народно-бытовую и психологическую панораму дореволюционной Сибири, но и как великолепный образец «криминального романа» с четким социологическим анализом общественных отношений. Но эта сторона «Угрюм-реки» должна стать предметом особого литературоведческого исследования, а теперь еще несколько слов об одном второстепенном персонаже — о простом и бедном учителе Пантелеймоне Рощине, том самом, который первым заметил и поднял с пола в горнице убитой Анфисы злополучный пыж.

Хотя расторопный купец Иннокентий Филатыч Груздев и проглотил эту вещественную улику, но учитель остается все же опасным для Прохора свидетелем и может дать показание, что пыж был самолично им, учителем Рощиным, обнаружен и передан следователю. Но Иннокентий Филатыч убежден, что денежки — всевластная сила, что крупная взятка кого хочешь одолеет, и не таких, мол, одолевала, а тут какой-то «голодранец», «учителишка», на грошовом жалованье едва концы с концами сводит… И купец, «толстенький, веселый, в бархатном купеческом картузике, пошел после обеда к учителю для дружеских переговоров. Что произошло там — неизвестно, только священник с дьяконом, вместе проводя мимо учительской квартиры, видели, как Иннокентий Филатыч катом катился по лестница и прямо вверх пятками — на улицу».

Спущенный учителем с лестницы, дошлый купчишка все ж таки старается предстать перед людьми так, как будто с ним ничего позорного не произошло.

«— А, отец Ипат! Отец дьякон… Мое вам почтение, — встав сначала на корточки, а потом и разогнувшись, весело воскликнул Иннокентий Филатыч, даже бархатный картузик приподнял.

Духовные лица хотели было рассмеяться, но, видя явную растерянность Иннокентия Филатыча, оба прикусили губы».

Пострадавший тут же сочиняет сплетню про учителя. «Вот они народы какие паршивые, эти должники!.. — на ходу выбивал купец пыль из сюртука, вышагивая рядом с духовными особами. — Тридцать два рубля должен, тварь. Третий год должен. И хоть бы копейку возвратил, шкелет! А тут стал я спускаться с лестницы, да сослепу-то и оборвался.

— Да, — пробасил дьякон, сияя рыжей бородой. — Сказано в писании: „Лестницы чужие круты“.

Мы потому остановились на этом происшествии, что оно имеет огромное социально-политическое значение. Продажность чиновников — повальная. В деле по убийству Анфисы всемогущая взятка одолевает почти всех. И вдруг осечка! И кто же устоял? Простой учитель, бедняк, больной! И в каком „окружении“: вся эта свора могла его в самом прямом смысле со свету сжить!