Шиш вам, а не Землю! - [124]

— Вот блин, Семёныч! — оторопел Придуркин. — Не ожидал я таких слов от тебя! Ты мне всегда казался достойным для подражания примером. А теперь я до того презираю тебя, что тобой восхищаюсь!

Середа скромно потупился.

— Это ещё что, Кондратий. Мы с тобой достигнем немыслимых высот в плане вероломства и предательства, помянешь моё слово.

И тут Кондратий проснулся. Он и не заметил, как уснул, намаявшись за день, на самом интересном месте совместного митинга с пирегойцами. Он взглянул на майора, выступающего в данное время перед пирегойцами и советующего им добить, забаррикадировавшихся в других складских помещениях, чешуйчатников, пока те не опомнились от первоначального шока и не организовали тактически грамотное контрнаступление.

— Размажьте их по стенкам, ребята, — советовал Середа.

А потом он взглянул на Кондратия.

— Семёныч, — позвал его слабым голосом Кондратий, — На каком месте начался мой сон? На том, где ты являешься предателем Земной Гвардии? Или том, где ты десятерной агент, гордящийся своим послужным списком агента. Агент являющийся агентом всех самых крупных, враждующих между собой армий?

— Чтоооо!!! — взревел майор. — Да ты знаешь, что делают с такими, как ты провокаторами?

— «Предают анафеме», — заученно сказал Придуркин.

— Как это? — не понял Середа.

— Расстреливают, — пояснил Кондратий. — Без суда и следствия и даже без военного трибунала, скорого на расправу.

— Где ты такой ереси нахватался, Кондраша? — озабоченно спросил Середа и приложил руку ко лбу подчинённого. — Уж, часом, не заболел ли?

— Не, Семёныч, — тряхнул головой Кондратий. — Сон мне приснился.

— Нельзя спать в бою, паря, — нахмурился майор. — Враг не дремлет и так и выжидает, чтобы, кто-нибудь из бойцов противостоящей армии уснул. Мы не должны, Кондраша, радовать противника. Это кредо каждой действующей в меру сил армии. Максимум дискомфорта и переживаний для врага — вот мерило истинного воинского искусства и тактического мастерства любого бойца любого из соединений нашей армии.

— Не знал, Семёныч. Думал, это мы развлекаемся.

— Одно у нас развлечение, Кондраша. Это получение зарплаты, наград, званий и выход на пенсию. Других не предвидится…А теперь отправляемся на Землю. Нас хотят видеть в штабе.

— Зачем, товарищ майор?

— Не знаю, ефрейтор. Наверное, пропесочить хотят.

— Ну, я им такого не позволю. У меня тоже гордость разведчика имеется, — пообещал Кондратий.

— Большому кораблю — большое плаванье, — поощрил Середа.

В здании КОВПСРОА, перед которым они сели, хмурый Зимин вручил им погоны с внеочередными звёздами и по медальке за беспримерные мужество и отвагу, традиционные для такого рода операций, как спасение Земли, галактики, вселенной и всего сущего от гибели.

— Это вам авансом за ту службу, которую вы понесёте в дальнейшем, — сказал раздражённо Зимин, незаметно, но настойчиво подталкивая и оттесняя разведчиков к выходу. — Полковник Смертин! — крикнул в коридор. — Выдайте агентам по две порции сухого пайка: банке сгущёнки на рыло и сто граммов сырокопчёной колбасы на обоих. Пусть порадуются земной жизни, уставшие от суровых будней инопланетной действительности отважные бойцы.

Смертин выдал разведчикам не по две порции затребованного генералом, а всего лишь по полторы. Но и этому разведчики были рады. Они ведь успели здорово соскучиться по земным реалиям — сгущёнке и тушёнке.

Навернув презент прямо у стапелей, они прилепили кое-как на грудь награды, а погоны рассовали по карманам и стартовали с Земли к новым приключениям и новым мирам.

— Иногда я думаю, Семёныч, — поделился мыслями с командиром Кондратий, — что вот ради этих семидесяти граммов колбаски, выданной нам милостиво на Земле, стоило лететь к чёрту на кулички, чтобы подставиться под пули и щупальца врага. Ведь не в колбасе дело, а во внимании. Родина нас не забыла. И в самый опасный момент для себя вспомнила о своих сыновьях и отметила их героические заслуги.

— Наконец-то ты понял, что не в жрачке дело, — сказал полковник лейтенанту, — а в стремлении к ней.

Танька тем временем о еде была совершенно противоположного мнения тому, каким в данный момент располагал Середа. Она водружала на крыше водонапорной фомальдегауской башни земной многоцветный флаг и была счастлива выполнением этих нехитрых своих обязанностей. Счастлива по той простой причине, что теперь-то жрачка ей, за проявленные ею отвагу, мужество и героизм на поле боя, была обеспечена. Её исцарапанные пулями латы гремели на ветру, а флаг теперь гордо реял на флагштоке. У Таньки кружилась голова от счастья и высоты. А ещё внизу она увидела генерала Березина и без памяти влюбилась в него с первого же взгляда, как хороший снайпер не стреляет, когда это нужно, дважды. Чтобы не обделить своими всеохватывающими чувствами и других, Танюха попутно влюбилась и в чумазых, перепачканных пороховой гарью Фрола и Акакия, подвизающихся рядом с генералом. Но в них — только немножко. Основные же её любовные инстинкты были сосредоточены на Березине, вытесняя из могучего олимпийского сердца девушки былую любовь к секретному, но, тем не менее, по непостижимому парадоксу военной судьбы, широко известному в определённых кругах изобретателю Загибину-Кулибину.