Шиш вам, а не Землю! - [109]

Их бросили в тесный и сырой каземат. По ржавым, плесневелым стенам ползали сотни и тысячи, выращенных в специальных лабораториях для таких, как Фрол с Перепёлкиным, узников весьма и весьма крупных микробов. Некоторые размером в ладонь, особо докучали землянам, пытаясь их заразить немыслимыми болезнями и эпидемиями, переносчиками которых, собственно, все микробы и являются.

— Жаль, что мы не прихватили с собой пачечку нашего сладенького динамита, — сказал Фрол, брезгливо разглядывая особо крупного микроба даже без микроскопа, изготовившегося для решительного броска. Когда микроб всё же прыгнул, Фрол успел увернуться и после того, как увесистое, жирное тельце сочно шмякнулось о стенку, Фрол, снял с ноги армейский ботинок и прихлопнул эту мерзость одним размашистым, но выверенным движением. — Нет, так дальше продолжаться не может, — сказал он, отступая в дальний угол от наседающих хозяев камеры. — Альверянские микробы на вид вкусны и питательны, но у нас даже нет спичек, чтобы приготовить их, как следует.

Перепёлкин, снял с головы надтреснутую армейскую каску и тоже принялся крушить мерзких существ. Отчаянное сражение, перемежавшееся резкими и отчаянными возгласами с обеих сторон, продолжалось до тех пор, пока дверь не отворилась и кто-то не произнёс скрипучим старческим голосом:

— Ну, вот. Теперь вы и созрели голубчики для дальнейших процедур.

На пороге тесной и вонючей камеры стоял согбенный, тщедушный старец с тяжёлой связкой ключей в подагрической руке. Старец пронзительно взглянул на Перепёлкина, от чего у того душа ушла в пятки, а в голове помутилось. Особенно после того, как Перепёлкин увидел, что за поясом старика торчит острый, как бритва, нож, похожий на ятаган.

— Кто это? — спросил Перепёлкин товарища.

— А хрен его знает. Но что-то мне этот тип не нравится, — проворчал Фрол, разглядывая эмблему на рукаве визитёра: «семь черепов» — традиционную эмблему альверянской армии.

И Фрол молча отступил в самый темный и дальний угол камеры.

Покашливая, старичок вышел на середину помещения и принялся бесцеремонно разглядывать заключённых. При этом он чуть ли не с любовью поглаживал рукоятку своего «ножичка». Но, лишь только старцу надоело подобное занятие, он вытащил ятаган из-за пояса и направился к землянам. Остро отточенная сталь тускло отблёскивала в сумраке каземата.

Перепёлкин выглянул в узкое, перекрытое стальными прутьями решётки окно и увидел, стоящих в охране вокруг тюрьмы, альверянских бронескоков.

— Сдаётся мне, что-то нехорошее задумал этот мерзавец, — сказал Акакий Фролу. — У тебя там не осталось случайно пары таблеток?

И Акакий выудил на свет божий из кармана одну печенину, которая Фролу при сложившемся положении дел показалась божественной, огромной и желанной печенинищей! — Вот, — сказал Акакий, — стырил, признаюсь честно, когда мы танк подрывали. Про запас.

— То-то я ещё подумал, отчего взрыв был не на полную мощность! — в запоздалом прозрении воскликнул Фрол.

— Ничего себе не на полную. Весь танк разворотило.

— А так бы от танка ничего не осталось, — резонно заметил Фрол и протянул руку. — Давай печенье, — сказал он. — Двух таблеток нет, но одна в кармане завалялась. Больше этому шибздику и не надо, — он оглядел по хозяйски комплекцию подступающего к ним старичка, помахивающего острой штуковиной. Быстро сунув печенину под кран, чтобы размякла, Фрол воткнул в неё таблетку, словно детонатор во взрывчатку, и бросил самодельное устройство в маньяка. — Ложись! — прокричал он Акакию и сам бросился на пол, затыкая пальцами уши.

Перепёлкин увидел, как ловко брошенная Фролом граната преодолела расстояние, отделяющее их от старика, и, описав в воздухе дугу, шлёпнулась прямо на лезвие ятагана. Взрыв, прозвучавший вслед за этим, не был очень уж сильным, но его хватило для того, чтобы словно бритвой, срезать клинок у самой рукоятки.

Острая, сверкающая полоса стали, звеня, отлетела в сторону и упала на каменные плиты пола, а старик остался стоять посреди камеры, оглушённый и полуослепший, сжимая в онемевших пальцах бесполезную рукоять.

Фрол шагнул вперёд и подхватил связку ключей с пола, что старик обронил.

— Линяем, — просипел он Акакию.

Перепёлкин хихикнул.

— Куда? Гляди, нас охраняет целая танковая бригада. Для этих их бронескоков, — кивнул он на окно, — у нас взрывчатки больше нет.

И тут оба услышали громкий дружный крик.

— Урррааааа! — кричали где-то поблизости.

И Перепёлкин, снова выглянув наружу, увидел бегущих в штыковой атаке однополчан. — Наши, — сообщил он Фролу. — Теперь покромсают эти бронескоки, как четверговую газету.

— Не обольщайся, — хмыкнул Фрол. — Лазерные штыки хорошее дело, но без поддержки бронепрыгов пехоте не выстоять.

Тем временем Акакий хорошо видел через окошко каземата, как первый подбежавший к бронескокам гелиосец чиркнул по стальной куриной лапе размером с телеграфный столб лазеро-штыком и перерезал её пополам. Бронескок качнулся, накренился и стал падать. С громким лязгом он рухнул на брусчатку улицы, а солдат побежал дальше. Другие гвардейцы тоже поравнялись с бронескоками, их штыки замелькали, входя в сверхпрочную сталь, как горячий нож в масло, и враг, не в силах противостоять дерзости и отваге нападавших, принялся отступать.