Шипы Черного Ириса - [19]

— Пошел от меня, кровосос паршивый! — ору я на пределе связок.

Слезы жгут лицо. Ну почему я недостойна даже смерти без этой мерзости? Неужели все, на что я гожусь — секс? Даже голодный вампир не может сделать ничего, кроме как отыметь меня! Я пустышка! Кукла для веселых игр на полчасика!

— Маленькая моя, я… — начинает мой носитель в попытке подойти.

Я поднимаю на него глаза. Смаргиваю слезы и отчаянно ясно понимаю, что не хочу так умирать! Теперь, наверное, уже мои глаза горят яростью!

— Никогда, упырь, никогда не смей называть меня так! — ору я что есть сил.

Удивленного Амадея сносит невидимой волной и отбрасывает на старый широкий ствол дерева. Небо резко темнеет. Солнце пропадает, и мы оказываемся в непроглядной мгле. Но все равно его я вижу прекрасно и ненавижу. Амадей медленно поднялся с земли. Его прилично шатало, как будто пара оплеух могла нанести вампиру серьезный вред. Дерьмовый из него актер!

— Аврора, прошу…! — закричал он. Его голос заглушился нарастающим гулом холодного ветра.

Единственное мое желание — остаться одной. Перестать существовать, наконец!

Я опустила руки и чувствовала, как ярость, жалость к себе, ненависть к людям, злость на вампира и еще с десяток отвратных эмоций сплелись в какой-то невероятный живой комок внутри меня, а еще через секунду он тысячами тонких нитей устремился к коже, наружу. В голове играют слова последнего мужчины в моей жизни, словно мелодия, поставленная на повтор: 'Женщина действует тоньше, ласковее и убивает незаметно'. Хочешь тоньше? Отлично!

Я не знала, что значили эти слова для Амадея, но у меня они вызвали невольное сравнение с растениями, с силой природы, которой я всегда восхищалась. Я с восторгом смотрела на пучки травы, которая пробилась через трещины в асфальте, или на то, с какой скоростью пень от срубленного дерева снова покрывается молодыми тонкими побегами. Корни растения впиваются в любую, даже самую каменистую почву, чтобы разорвать ее на части.

Когда я снова открыла глаза, мои руки стали похожи на толстые сильные древесные корни. Черные, они словно змеи устремились к вампиру. Обвили его тело и легко вышвырнули куда-то за дубовые деревья, куда-то, где я уже не могла его разглядеть.

Ярость растворилась во мне так же резко, как и вспыхнула. Я обессилено рухнула на колени и зарыдала. Упала в траву и закрыла лицо уже нормальными руками. Своими ладонями.

Я не хочу! Я больше не могу! Пожалуйста, пусть я растворюсь, пропаду, умру! Не могу больше!

Вокруг меня ничего нет. Только непроглядная чернота. Место без начала и конца. Но я здесь есть. Потому что я ощущаю себя. Я мыслю, пусть и вяло. И от осознания этого захотелось взвыть! Здесь было спокойно, здесь кроме меня никого нет. Но я не хотела именно этого — остаться с собой наедине. Сохранить память о прошлом.

Я старалась снова уснуть, пропасть в безвременье. Но меня отвлекли слова.

Далекий приятный мужской голос говорил их. Он говорил словно бы не мне, но почему-то я была уверена, что звучат они именно для меня. Они звучали отовсюду. Окружали, окутывали, словно покрывала. Обволакивали, словно вторая кожа.

— Душа от души моей. Разум от разума моего. Душа от души моей. Разум от разума моего. Искра от искры. Мы едины. Мы одно. Один есть другой. И другой есть один. Мы одно, навечно. Душа от души моей. Разум от разума моего. Возьми свое, душа от моей души. Призови кровь. Сотвори свою суть. Прими суть, как дар. Прими душу мою, как ярмо. Прими жизнь мою, как клятву.

Каждое новое слово становилось сильнее и отдавалось эхом, словно говорил не один голос, а сразу несколько.

— Я выбираю душу сию, ибо выбор мой — не мой. Я выбираю разум сей, ибо он избрал меня. Душа от души моей. Сердце от сердца моего. Искра от искры. Свет от света. Смерть от смерти. Ибо мы едины. Будь опорой мне, сердце от сердца моего. Будь зовом моим в ночи. Будь мглой моей во время дня. Я буду твоей кровью во время голода. Я стану твоей жизнью во время смерти. Я буду всем для тебя. Душа от души моей, буду рядом, ибо мы едины. Ты умрешь за меня. Я умру за тебя. Ты будешь жить ради меня и по слову моему. Я буду жить биением твоего сердца, дыханием твоим. Душа от души моей, разум от разума моего, Сердце от сердца моего.

Мне стало казаться, что за каждым, вроде бы простым словом, звуком скрывается еще что-то, скрываются какие-то символы, знаки, чья-то давно забытая письменность, а за ними еще чьи-то слова и символы. Словно на мгновение я увидела, как слой за слоем в звуках таится неведомая мощнейшая сила, предназначения которой мне никогда не понять, в силу скудоумия. От того, что я просто заглянула в щелку лишь на мгновение, захватывало дух.

— Я взываю к тебе. Я взываю к душе от души моей. Я призываю, и буду звать вечно, ибо нет меня без тебя, тебя не будет без меня. Приди, прими, расцвети.

А затем все тише и тише.

— Я рву оковы всех миров. Ибо если умру я, цвести продолжит душа от души моей. Истлеет кровь моя, она будет свежа. Ее волею, моим желанием мы равны. Она есть я. Она как я. Я есть она, всегда!

Голос словно удалялся, стал дрожать, срываться, словно человек говоривший слова вот-вот перестанет дышать.