Шицзин - [67]

(I. X, 6)

О скорби в сердце тоскующей жены, охваченной тревогой и страхом, забытой своим мужем, говорится в песне царства Цинь «Тоска о муже»:

Ветвистые вижу дубы над горой,

Шесть вязов я вижу в долине сырой

Давно уж супруга не видела я,

И боль безысходная в сердце порой.

О, как это стало? Ужель я одна,

Надолго забытой остаться должна?

(I, XI. 7)

Или в таких песнях, как «В траве ли цикада звенит» и «Мышиные ушки»:

Еду ль на гору я — за горою мой милый.

Но коней обессилила горная даль,

И возница теряет последние силы,

И на сердце такая печаль.

(I, I, 3)

Глубокой скорбью полны многие песни, в которых рассказывается о мучительной тоске по супругу, ушедшему в боевой поход, на битву с вражескими полчищами, на царскую службу. Тоскливы эти чувства и горестны такие песни, как «Тоска о муже, посланном в поход», из главы «Песен царства Вэй»:

Часто мы просим у неба дождя —

Солнце ж все ярче блестит в синеве.

Мыслями вечно к супругу стремлюсь,

В сердце усталость, и боль в голове!

Где бы добыть мне забвенья траву?

Я посажу ее к северу, в тень.

Мыслями вечно к супругу стремлюсь,

Сердце тоскует больней, что ни день.

О. V, в)

Те же чувства выражены в песне «Грохочет гром» из главы «Песен царства Шао»:

Гулко грохочет гром —

Там, от Наньшаня на юг.

Как ты ушел? Ведь гроза кругом!

Ты отдохнуть не посмел, супруг!

Милый супруг мой, прошу об одном:

О возвратись же скорей в наш дом!

(I. И, 8)

Безмерно чувство радости, искреннего ликования в песнях,

-посвященных возвращению воина с поля брани целым и невредимым, желанной встрече истосковавшихся в разлуке влюбленных.

Вот как это выражено в песне «Радость возвращения с похода» из хлавы «Песни царства Чжоу»:

Весел супруг мой — нет ни тревог, ни забот.

Вижу: он в левую руку шэн свой берет,

Машет мне правой — в дом за собою зовет.

Как наша радость, моя и его, велика!

Весел супруг мой — он мирную радость хранит.

Вижу: для пляски в левой руке его щит,

Машет мне правой — взойти на площадку велит.

Как наша радость, моя и его, велика!

(I, VI. 3)

В песнях цикла «Нравы царств», в которых в поэтической» форме отражен дух времени, в значительной степени запечатлены специфика и оттенки живой речи людей далекой эпохи. Лексическая особенность песен состоит также и в том, что в них применяются многие слова и идиоматические выражения, взятые изсвободного и вечно меняющегося живого народного языка. Но, быть может, именно благодаря этой нерасторжимой связи с живым разговорным языком народа песенно-поэтические произведения «Шицзина» приобретают особую яркость и самобытность, потому что живая речь с ее специфической лексикой, самобытными идиоматическими оборотами дает лучшее представление о своеобразии жизни, быта и образе мыслей народа, чем многие литературно приглаженные и отшлифованные произведения прозы и поэзии.

IV

Вторая часть «Книги песен» — «Малые оды», которых насчитывается в «Шицзине» восемьдесят, представляет собой по большей части образцы поэтических произведений придворных стихотворцев, воспевающих добродетели и подвиги старинных правителей. «Малые оды» — это своеобразное поэтическое полотно, на котором изумительно вытканы картины древней жизни китайского общества.

Помимо произведений, созданных при дворах правителей, вкниге «Малые оды» содержатся также образцы поэтического творчества народного происхождения.

Среди произведений придворной поэзии значительное место занимают оды на тему о преданной службе царю, о верноподданнических чувствах приближенных царя, славословия царю вроде —

Небо навеки храни тебя, царь!

Сила твоя да пребудет тверда,

Благо и счастье да будет тебе,

Да не иссякнут они никогда!

(II. 1. 6)

— о ратных подвигах в походах против гуннов; о царской охоте, «а которой также господствовали чопорная обрядность, иерархический церемониал:

По четверке коней в колесницы князей впряжены,

И одна за другою четверки приходят на стан.

Наколенники алые, в золоте туфель сафьян,

Собираются гости, блюдя и порядок, и сан.

(II. III, 5)

Здесь и оды радушному хозяину, не поскупившемуся на яства и вино:

Всякой-то рыбы мережа полна:

Карпов, форели не счесть!

Доблестный муж наготовил вина —

Вина прекрасные есть.

(И, II. 3)

Или знаменитая ода «Встреча гостей», в которой мы кстати «встречаем древний поэтический образ «криков оленей», ставший « китайском языке символом веселья, торжественной трапезы, пиршества:

Согласие слышу я в криках оленей,

Что сочные травы на поле едят.

Прекрасных гостей я сегодня встречаю —

И слышу я цитры и гуслей игру,

Я слышу и цитры и гуслей игру,

Согласье и радость в удел изберу.

Отменным их ныне вином угощаю —

Прекрасных гостей веселю на пиру.

(II. I. 1)

Здесь и славословие «достойным гостям», которым хозяин желает «жизни на века и века»:

На южной горе вижу поросли ив,

На северной — рощи обильные слив.

Достойные, милые гости мои

Народу заменят и мать, и отца,

Достойные, милые гости мои,

Их доблестной славе не будет конца!

(II, II. 7)

Здесъ и ода царственному пиршеству:

Густая, густая повсюду роса

Без солнца не высохнут росы кругом...

Мы длим свою радость, мы пьем в эту ночь,

Никто не уйдет, не упившись вином.

(II. II, 10)

Здесь и произведения придворных стихотворцев, отразившие характерное отношение к женщине, в известной мере сохранявшееся в китайском обществе на протяжении многих веков, особенно в среде аристократии. Вот как это выражено в придворной оде «Новый дворец»: