Шицзин - [6]

Ты к милому мужу стремилась — и вот

Больного водянкой нашла старика.

Там новая башня чистейшей стеной

Над ровною высится гладью речной...

Ты к милому мужу стремилась, тебе

Старик стал супругом — опухший, больной!

Для рыбы речная поставлена сеть,

Да серого гуся поймала она...

Ты к милому мужу стремилась — и вот

В супруги больного взяла горбуна!

ДВОЕ ДЕТЕЙ САДЯТСЯ В ЛОДКУ (I. III, 19)

Двое детей[61] садятся в лодку простую,

Тени, я вижу, на глади колеблются вод,

К ним я душою стремлюсь в думе о детях:

В сердце сомненье, в сердце тревога растет.

Двое детей садятся в лодку простую,

Лодка, колеблясь, уходит по глади воды.

К ним я душою стремлюсь в думе о детях —

В сердце тревога: не было б с ними беды.

IV. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЮН [62]

КИПАРИСОВЫЙ ЧЕЛНОК (I. IV, 1) [63]

Кипарисовый этот челнок унесло,

И плывет он средь глади речной...

Ниспадали две пряди ему на чело,

Был он муж мне, и клятва осталась со мной:

Я другому до смерти не буду женой.

Ты, о мать моя, вы, небеса в вышине.

Отчего вы не верите мне?

Кипарисовый этот челнок унесло

Вдоль по краю реки, без весла...

Ниспадали две пряди ему на чело,

Он единственный мой был, я клятву, дала,

Что до смерти не сделаю зла.[64]

Ты, о мать моя, вы, небеса в вышине,

Отчего вы не верите мне?

ЧЕРТОПОЛОХ (I. IV, 2)

Так на стене чертополох растет,

Не справится с колючками метла,

Как о гареме нашем есть молва —

Ее поведать я бы не могла.

Когда б ее поведать я могла —

Как было б много и стыда и зла!

Так на стене чертополох растет,

Его не вырвешь, заросла стена.

О гинекеях наших есть молва —

Ее передавать я не должна.

О, если все я передать должна —

Я знаю, будет речь моя длинна.

Так на стене чертополох растет,

Его колючки не связать в пучок,

О гинекеях наших есть молва —

Никто из нас пересказать не мог.

Но если б ты ее поведать мог —

Какой позор! Как будет суд жесток!

С СУПРУГОМ ВМЕСТЕ ВСТРЕТИШЬ СТАРОСТЬ ТЫ (I. IV, 3)

С супругом вместе встретишь старость ты.

В подвесках к шпилькам яшмы белизна,

В наколке ты — спокойна и стройна,

Как горный пик ты, как река плавна.

В наряд узорный ты облачена.

Но если в сердце нет добра — зачем

Нарядом украшается жена?

Он ярко блещет — пышный твой наряд,

Фазанами расшитый, расписной!

И словно туча чернь твоих волос —

В прическе нет ни пряди накладной,

И яшмовые серьги у тебя,

Слоновой кости гребень твой резной,

Твое чело сияет белизной.

И кажется: с небес явилась ты,

И кажется: вот дух передо мной!

И ярко-ярко, точно яшмы блеск,

Твои одежды пышные горят,

Сорочку тонкую из конопли

Обтягивает плотно твой наряд.

И вижу я, как твой прекрасен лоб,

Округлены виски и ясен взгляд.

О, эта женщина! Подобной ей

Красы в стране нет больше, говорят.

В ТУТАХ (I. IV, 4)

Вот иду собирать я повилику-траву,

На полях, что за Мэй[65], повилики нарву.

Но о ком я тоскую, мои думы о ком?

Ах, прекрасною Цзян ту подругу зову.

Цзян меня поджидает в роще тутов[66] одна,

Цзян в Шангуне сегодня встретить друга должна,

Цзян, меня ты проводишь над рекою — над Ци!

Воемя сбора пшеницы, ухожу я за ней —

Я ее собираю там, на север от Мэй.

Но о ком я тоскую, мои думы о ком?

И прекрасная, верно, имя милой моей.

И меня поджидает в роще тутов одна,

И в Шангуне сегодня встретить друга должна,

И меня ты проводишь над рекою — над Ци[67].

Репу рвать выхожу я, репа нынче крупна —

Там от Мэй на востоке созревает она.

Но о ком я тоскую, мои думы о ком?

Юн красавицу эту называют у нас!

Юн меня поджидает в роще тутов одна,

Юн в Шангуне сегодня встретить друга должна

Юн, меня ты проводишь над рекою — над Ци!

ЧЕТОЙ ПЕРЕПЕЛКИ КРУЖАТ У ГНЕЗДА (I. IV, 5)

Четой перепелки кружат у гнезда;

Четою повсюду сороки летят.

Недобрый он был человек, говорят,

А мной почитался как старший мой брат.

Четою повсюду сороки летят,

Четой перепелки кружат у гнезда,

Недобрый он был человек, говорят,

Его господином считал я всегда.

СОЗВЕЗДИЕ ДИН ВЫСОКО, НАКОНЕЦ (I. IV, 6) [68]

Созвездие Дин высоко, наконец[69],

Он в Чу[70] воздвигать начинает дворец.

По солнцу, по тени размерил шестом

Пространство и Чуский он выстроил дом[71].

Орех и каштан насадил он кругом,

И тисе, и сумах, и катальпу над рвом —

На цитры и гусли их срубят потом.

Поднялся на древний разрушенный вал

И Чуские земли кругом озирал.

Он долго взирал и на Чу, и на Тан[72],

Он смерил и тень от горы, и курган,

Тутовник осматривать в чуский свой стан

Сошел... На щите черепахи гадал[73],

И добрый ответ был властителю дан!

Дожди благодатные пали с весны —

Приказ дал вознице властитель страны

Коней на звезде гаревой запрягать:

В поля надо ехать, где туты видны.

Не прям ли душою властитель страны? —

В нем помыслы все глубоки и ясны.

Прекрасны большие его табуны[74]!

РАДУГА (I. IV. 7)

Радуга встала в небе с востока[75] —

Никто не смеет рукой указать...

Девушка к мужу идет, покидает

Братьев своих, и отца, и мать.

Радуга утром на западе всходит —

Будет все утро дождь без конца[76].

Девушка к мужу идет, покидает

Братьев своих, и мать, и отца.

Брака с любимым желает дева!

Видишь: в слиянье с солнцем вода,

Не знаешь ни воли небесной, ни гнева

И, верно, совсем не знаешь стыда!

ТЫ НА КРЫСУ ВЗГЛЯНИ… (I. IV, 8)

Ты на крысу взгляни — щеголяет кожей,

А в тебе нет ни вида, ни осанки пригожей!

Коль в тебе нет ни вида, ни осанки пригожей,