Шицзин - [27]

Кто у нас держит кормило страны?

Править страной вы давно перестали,—

Скорбь и страданья народа страшны!

VII

У четырех скакунов в колеснице,

Шеи крутые могучи, но, мнится,

Вижу я царства четыре предела —

Всюду лишь бедность и некуда скрыться!

VIII

Злобой исполнясь, .вы вступите в свару -

Вижу я: копья готовы к удару[264],

Что? Уже радость и мир между вами,

Точно вы пили заздравную чару?!

IX

Небо великое в гневе сурово[265]!

Царь наш покоя не ведает снова —

Сердце смирить он не хочет и только

Гневом встречает правдивое слово.

X

Песню слагая, подумал я: надо

Грех ваш теперь обличить без пощады,

Чтоб изменили вы помыслы сердца,

В мире взлелеяли царств мириады!

ПАЛ ЛЕТОМ БЕЛЫЙ ИНЕЙ (II. IV. 8) [266]

I

Пал летом белый иней вдруг,

И сердце ранил мне испуг;

В народе лживая молва

Растет и ширится вокруг.

Лишь вспомню, как я одинок,—

Сильнее боль сердечных мук,

От скорби тяжкой и тревог

Всё тело охватил недуг.

II

Мне дали жизнь отец и мать,

Чтоб я изведал скорби гнет!

Зачем не прежде я рожден,

Ни после этих злых невзгод?

Хвалу ли рот их изрыгнет,

Хулу ль рот их изрыгнет —

В них правды нет, и скорбь растет,

Обиды множа, в этот год.

III

Свою недолю вспомню я,

И в скорбном сердце боль и стон:

О весь народ наш! Без вины

В рабов он будет превращен[267].

Мы, горькие, отыщем в ком

И наше счастье, и закон?

Я вижу: ворон вниз летит;

На чью же кровлю сядет он?

IV

Так лес лишь хворост и дрова

Являет взору моему[268]...

Народ в беде, он к небу взор

Поднял — оно сокрылось в тьму.

Когда решит оно смирить —

Кто воспротивится ему[269]?!

Великий неба государь

Питает ненависть к кому?

V

Нам скажут, что гора низка,

Но все мы видим высь хребтов[270],

В народе лживая молва,

Но опровергнуть кто готов?

Значенье снов спешат спросить

У старцев... Их ответ таков:

«Я мудр, но кто же отличит

От самок воронов-самцов?».

VI

Высоко небо, но под ним

Не смею не склонить главы...

Крепка земля, но я хожу

Лишь с осторожностью, увы[271]...

Но есть и правда, и закон

В реченьях сих людской молвы[272]!

О люди нынешних времен,

Зачем на змей похожи вы?!

VII

Смотри, как буйно вдруг пророс

Ростками тот высокий склон!

Колеблет небо жизнь мою,

Но небом я не сокрушен!

Искали правила во мне,

Как-будто не был я найден[273];

Меня схватили, как врага,

Но силой я не побежден.

VIII

О, сердца боль! Как будто кто

Тенетами связал его!

Правленье нынешних времен —

Зачем, скажите, таково?

Пылает пламя высоко,

Кто может угасить его?

Столица Чжоу велика,

Погубит Бао Сы его[274]!

IX

Я с вечной думой о конце

Смотрю: под проливным дождем

Нагружен кладью полный воз,

Но скрепы брошены на нем...

И кладь в грязи, и мы тогда —

«Ах, сударь, помоги!» — зовем.

X

О, если ты не сбросишь скреп,

Что спицам дать должны оплот[275],

Коль ты к вознице будешь строг,

На землю кладь не упадет,

И будет трудный путь пройден!..

Но нет твоих о сем забот.

XI

Так рыбы, брошенные в пруд,

Не могут радоваться тут!

Они всегда видны в воде,

Пусть хоть на дно они уйдут[276].

Сколь сердца горесть глубока

В стране жестокостей и смут!

XII

У них есть сладкое вино,

У них отменных яств полно,

И к свату в гости ходит сват,

Сосед с соседом заодно!

Я ж вспомню, как я одинок,

И горе в сердце так сильно!

XIII

Кто низок, тот имеет дом;

Кто подл, тот награжден зерном.

Несчастен ныне наш народ,

Небесным поражен бичом!

Богатый сыт, а тот, кто сир

И одинок,— скорблю о нем.

О ЗНАМЕНЬЯХ НЕБЕСНЫХ И ЗЕМНЫХ, ПРЕДВЕЩАЮЩИХ БЕДСТВИЯ (II. IV. 9)

I

Лишь началась десятая луна,

И в первый день луны, синь-мао день,

Затмилось солнце[277]. Горе и беду

Великие сулит затменья тень!

Тогда луна утратила свой свет,

И вместе солнце свой сокрыло свет —

Внизу народу нынешних времен

Великая печаль, спасенья нет!

II

Луна и солнце бедствием грозят,

Сойдя с орбиты. С четырех сторон

Во всей стране нигде порядка нет —

Путь к службе лучшим людям прегражден.

Тогда луна утратила свой свет,

Но это — вечный для луны закон...

А ныне солнце свой сокрыло свет!

В чем зло лежит, что ныне скрылся он?

III

И молнии блестят, грохочет гром!

И мира нет, как нет добра кругом.

Вода, вскипев, на берег потекла,

С вершины горной рушилась скала,

Где берег горный — там долины падь,

И там гора, где впадина была.

О, горе! Люди нынешних времен,

Из вас никто не исправляет зла!

IV

Был Хуан-фу всей властью облечен,

Фань просвещеньем ведал у царя,

Цзя-бо — правитель, Цзюй ведет дела,

Чжун-юнь на кухне правит, чуть заря.

А Чжоу-цзы? Вершит законы он,

Карая и щедротами даря,

Гуй — конюшний. Наложница на трон

Взошла в ту пору, красотой горя[278].

V

Советник царский этот, Хуан-фу,

Не скажет, что не время для работ[279],

Он, на послуги посылая нас,

Просить у нас совета не придет.

И дом оставлен, брошена земля,

В воде и в сорняках у нас поля.

А он в ответ: «Я не чиню обид,

Так долг ваш перед старшими велит!»

VI

О, этот Хуан-фу большой мудрец!

Себе возвел он главный город в Шан,

Трех богачей он для себя избрал,

Дал им советников высокий сан.

Он не оставил старцу одного

Хранить царя у нас — приказ им дан

Всем, кто имел повозки и коней,

Идти за ним селиться в город Шан.

VII

И хоть работай, не жалея сил,

Сказать не смей, что слаб ты, изнурен.

Хоть нету ни проступка, ни вины,

Но злые рты шипят со всех сторон.

Нет! Разве небо наказанье шлет

Тебе, народ, в страданьях и беде? —

Оно — вдали, а злоба — за спиной —