Шествие в пасмурный день - [61]

Пока командира несли на носилках к полевому госпиталю, он, словно в бреду, то и дело повторял: «Эй, откиньте задний борт! Ефрейтор Томомура, ко мне!» При этом он мучительно протягивал руки, пытаясь скрюченными пальцами ухватиться за ветки каучукового дерева, подвязанные к носилкам, чтобы прикрыть командира от палящего солнца. Санитары, несшие Юити, забеспокоились, не начинается ли у него лихорадка. Тогда ординарец Уэда смочил водой полотенце и положил командиру на лоб. Полевой госпиталь находился в частном доме европейского типа, расположенном в пальмовой роще. За оградой бродил малаец, который подравнивал серпом кусты вьющихся китайских роз. Левую руку он держал на пояснице, а правой, словно у него в руке был не серп, а теннисная ракетка, равномерными взмахами срезал лишние плети. Санитары миновали решетчатые ворота и по тенистой аллее пошли ко входу в дом. Юити, словно бросая вызов и этой тенистой аллее, и царившей вокруг тишине, протянул к небу скрюченные пальцы и завопил: «Эй, опустите задний борт!»

Командира бережно перенесли на операционный стол. Бросив взгляд на Юити, на его рубашку с отложным воротничком и черные сапоги, в которые были заправлены брюки, военврач раздраженно спросил у ординарца Уэда:

— Почему не сняли сапоги?

— Разрешите доложить: у командира, должно быть, перелом левой ноги, и мы не решились причинить ему боль.

— Но правый-то сапог вы могли снять? О чем только думают эти санитары?

Уэда поспешно стащил с командира правый сапог и передал санитару, стоявшему у носилок.

— Вот видишь, ничего в этом сложного нет, — сердито заметил военврач.

Ординарцу Уэда и санитарам трудно было объяснить врачу, что оставить командира в одном сапоге им представлялось настолько неприличным, роняющим воинскую честь и достоинство, что они просто не решились стащить сапог с его здоровой ноги.

— Возьми ножницы и разрежь сапог, — приказал военврач стоявшему рядом фельдшеру.

Отвечая на вопросы врача, ординарец Уэда подробно доложил о случившемся, начиная с падения командира с грузовика и вплоть до того момента, когда его доставили в полевой госпиталь. Он даже рассказал, что у командира из ушей текла кровь, и умолчал лишь об истинных обстоятельствах происшествия. Уэда просто сообщил, что грузовик неожиданно налетел на препятствие, резко накренился, и командир, а также ефрейтор Томомура, потеряв равновесие, одновременно вылетели из кузова. «Все случилось столь неожиданно, что винить здесь никого нельзя», — заключил Уэда.

— А что с Томомура? — спросил врач.

— Скончался.

— Странно, ведь командиру не положено ехать в кузове с солдатами. Его место в кабине. Почему он оказался в кузове? Здесь что-то не так. Доложи все, как было на самом деле, — приказал военврач.

И ординарец Уэда признался, что командир ударил Томомура за случайно сорвавшиеся с языка слова и тот от удара свалился за борт.

Тем временем фельдшер разрезал левый сапог командира, бросив его на пол, затем разрезал штанину вдоль, обнажив ногу.

Нога от голени до самой стопы сильно распухла. Врач сделал обезболивающий укол. «Ефрейтор Томомура, подойди ко мне и повтори еще раз то, что ты сказал», — пробормотал командир.

— Ты слышал, что сказал сейчас твой командир? Похоже, грузовик стоял, когда он ударил ефрейтора. — Военврач нахмурился.

— Да, — признался наконец ординарец, не выдержав его строгого взгляда.

— Здесь вам больше делать нечего, — отправляйтесь в свою часть, вы свободны, — приказал военврач.

Ординарец Уэда и санитары отдали честь лежавшему на операционном столе командиру и покинули полевой госпиталь. Выйдя наружу, санитар сказал:

— Вот так военврач! Такому палец в рот не клади — все насквозь видит. Сразу чувствует, где правда, а где вранье.

— Это наш командир сам в бреду наговорил что-то несусветное. А может, так оно и было, — пробормотал его напарник, потом добавил: — Взгляни-ка лучше на этого малайца. Завидую ему. Ни власти над ним никакой, ни война ему нипочем. Знай себе стрижет розовые кусты…

— Что ты несешь? Помалкивай, пока на гауптвахту не угодил, — зашептал первый санитар, испуганно оглядываясь по сторонам.

После того как командир попал в госпиталь, Уэда лишился должности ординарца и стал обыкновенным ефрейтором. Командовать взводом назначили младшего лейтенанта Асано, выдвинувшегося на офицерскую должность из рядовых. Во время ночного боя в их взводе двое солдат были тяжело ранены. Санитары, отвозившие их в полевой госпиталь, зашли проведать своего бывшего командира. По возвращении в часть они сообщили, что состояние его неважное, нога, возможно, срастется, а вот с головой хуже. Видимо, ушиб был очень сильный и повредил мозг. По словам побывавшего в госпитале солдата Мотидзуки, командир лежит на койке, закрыв глаза, и время от времени выкрикивает что-то непонятное — большей частью отдельные слова из военных приказов и патриотических речей вроде: «беззаветно служите родине», «я отвечаю за ваши жизни», «антивоенные мысли», «всех, кто жалуется, зарублю собственноручно». Очень грозные слова!

— Похоже, его не вылечить. Говорит бессвязно, будто хватил лишнего. Одно слово — тронулся, — заключил свой рассказ Мотидзуки.