Шествие в пасмурный день - [63]

Уэда сказал, что ненавидит Юити — раньше испытывал перед ним страх, но теперь этот страх перерос в ненависть.

В тот день, когда Ёдзю возвратился в родную деревню Сасаяма, с Юити случился припадок, и он убежал из дома. Хромота мешала ему быстро ходить, зато он удивительно ловко взбирался по крутым склонам, что нелегко даже здоровому человеку. Причем по склону спускаются обычно бегом, а Юити даже шага не ускоряет. Что-то было в нем общее с лисой-оборотнем. Правда, лисы-оборотни бродят по горам, будто по ровной, как стол, местности, и, конечно же, Юити уступал им в ловкости. Только что их, кажется, видели на восточном склоне горы, глядь — они уже с непостижимой быстротой перебрались на западный и спокойно поглядывают на преследователей. Юити, конечно, на такое не способен. Поэтому, когда мать преследует его, чтобы вернуть домой, он делает вид, будто спасается бегством, а на самом деле прячется в чьей-нибудь кладовке или курятнике. Он не обладает способностями лис-оборотней, но обыкновенной хитрости у него хватает. Справедливости ради следует сказать, что Юити никогда не убегает в чужие деревни, поэтому лучше всего оставить его в покое. Надоест прятаться в чужом сарае или где-нибудь еще — сам вылезет.

Вот и теперь мать Юити, потратив не меньше часа на бесполезные поиски, вернулась домой и горько плакала, сетуя на свою судьбу. Тем временем Юити бродил по расположенному чуть выше в горах деревенскому кладбищу и, останавливаясь у каждой могилы, хлестал могильные камни ремнем, приговаривая:

— Получай оплеуху! И ты, и ты тоже. Получай оплеуху!

Могильные камни представлялись ему солдатами.

Как раз в этот момент на кладбище появились Ёдзю, Мунэдзиро, Хасимото и Спитаку. Мунэдзиро держал в одной руке поминальную курительную палочку, в другой — глиняный кувшин. У Ёдзю была ветвь камелии с полу распустившимися цветами. Хасимото нес блюдо с мандзю.[46] Соседи с трудом уговорили безбожника Ёдзю прийти на кладбище, чтобы оповестить похороненных здесь предков о своем благополучном возвращении на родину.

Ёдзю долго сопротивлялся, считал посещение могил пережитком феодальной эпохи, несовместимым с его принципами. Хасимото дал ему выговориться, потом сказал:

— Может, ты и прав, но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А будешь упрямиться, за тебя здесь замуж никто не пойдет. Кстати, ведь у нас и теперь нет такого закона, который запрещал бы посещение могил наших предков.

А Спитаку добавил:

— Ёдзю, когда ты оказался в той, другой стране, ты ведь не нарушал ее законов. Почему же теперь, вернувшись в родную деревню, ты отказываешься следовать порядкам, принятым здесь? Ты вернулся в добром здравии, а ведь все мы очень за тебя беспокоились. Поэтому тебе следует пойти вместе с нами и известить предков о благополучном возвращении.

Общими усилиями удалось наконец уговорить Ёдзю. Мунэдзиро — старший брат Ёдзю — предполагал, что ему одному это будет не под силу, поэтому он заранее послал жену к Хасимото и Синтаку за подмогой.

И вот они стояли вчетвером перед могилой. Мунэдзиро зажег на могильном камне поминальную курительную палочку и наполнил водой из глиняного кувшина цветочную вазу. Ёдзю поставил в вазу ветку камелии, затем сложил руки ладонями вместе и склонился, в молчаливой

молитве. Остальные последовали его примеру. Когда эта простая и безыскусная церемония близилась к концу, кто-то неожиданно заорал:

— Взвод охраны, ко мне!

Молившиеся ошеломленно оглянулись. Позади в военной фуражке и безрукавке стоял Юити, вперив в них пронзительный взгляд. Глаза его косили сильнее обычного — признак того, что приступ был в самом разгаре.

— А, это вы, господин лейтенант Окадзаки! — воскликнул Хасимото. — Спасибо, что потрудились к нам подойти. Разрешите предложить вам пирог с фасолевой начинкой — вы, кажется, его любите?

Хасимото взял с поставленного на могильный камень блюда пирог и подал его Юити.

Юити посмотрел на пирог, неожиданно поднес руки к глазам, плечи его заходили ходуном, и он начал громко всхлипывать. Потом он прижал пирог к груди и заплакал. Казалось, будто не человек плачет, а скулит собака. Плач его прекратился так же внезапно, как начался.

— Ко мне, — приказал он хриплым голосом. Глаза по-прежнему сильно косили, голова тряслась. «Похоже, он вот-вот начнет орать, — решил Мунэдзиро, — в этом случае надо или подчиниться приказу, или покрепче ухватить Юити и отвести домой».

— Как поступим? — тихо спросил Хасимото.

— Не будем его раздражать, не стоит портить сегодняшний день. Сюда ведь специально пришел Ёдзю, чтобы поклониться могилам предков, — шепнул Мунэдзиро.

— Тогда пошли строиться, и ты, Ёдзю, тоже не сопротивляйся, — предупредил Хасимото.

— Становись! Не мешкая! Можно без оружия. — Приказ Юити прозвучал на удивление дружелюбно.

Все четверо — Мунэдзиро, Хасимото, Ёдзю и Синтаку — поспешно выстроились перед Юити по ранжиру.

— Направо равняйсь! Смирно! — последовал новый приказ Юити. Сам он тоже встал по стойке «смирно» и торжественно произнес: — Слушай меня! Сегодня мы удостоились высочайшего подарка. Нашему подразделению преподнесли сладости. Это высочайшая честь. Мы растроганы до слез. Прошу с благоговением принять подарок. Сейчас я каждому из вас выделю его долю, но прежде приказываю сделать благодарственный поклон.