Шествие императрицы, или Ворота в Византию - [23]

— Старайся. Должны мы удивить ее величество.

— Апельсины и лимоны тоже будут к столу государыни, — докладывал садовник. — Худо идут гранаты, но то фрукт капризный и неплодный. Он неба и воздуха требует. А вот финиковые пальмы, как изволите видеть, поднялись под крышу. И уж плоды завязались у некоторых. Однако их долго придется ждать. Прикажите, ваша светлость, завезти сюда еще два улья. Здешних пчел маловато уже.

— Экий сад эдемский, — радовался Потемкин. — Отдохновение средь худой зимы.

— В самом деле благодать, ваша светлость, — поддакнул шедший позади Попов.

— Про ульи слышал? Чтоб непременно вскорости доставили! — распорядился Потемкин. — В чем еще у тебя нужда, Бауэр?

— Лучший помет голубиный, — промямлил садовник, — да где его взять… Для плодоносности почвы здешней.

— Прикажу — достанут, — убежденно пророкотал Потемкин. — Ты не стесняйся, говори, что надобно. Здешнюю красоту питать надо щедро, ничего для нее не жалея.

— Мы и так ублаготворены вашей милостью, — пробормотал садовник, кланяясь.

— Искусник, — сказал Потемкин, когда они с Поповым вышли из оранжереи. — Люблю таких.

На широченных улицах-проспектах полукружьем высились лавки, поднялся гостиный двор. За ним — биржа, судилище.

— Проект университета исполнен ли?

— Старов сделал.

— Строить пора, чего медлят?! Пошли адъютанта за городовым архитектором.

— Известно, чего медлят — рук нету, — отвечал Попов. — Тож с консерваторией. Сарти[24] обижается: обещали вы ему поднять консерваторию по-быстрому, а она еще не зачата.

— Повинюсь перед ним, — согласился Потемкин. — Где взять людей потребных?

— Помещики за дворовых держатся — вцепились. А пришлого народу мало.

— Греков, сербов, молдаван, болгар зазывать надобно.

— Как зазовешь? Они под турком. И так беглого народу оттоль немало.

— Освободим мы их, — убежденно проговорил Потемкин. — Я на то живот свой положу, цель то моей жизни. И Царьград будет наш.

— Близок локоть, да не укусишь, — засмеялся было Попов, но тотчас же осекся, увидев насупленные брови своего патрона.

— Ежели жив буду, в губернаторское кресло Царьграда тебя посажу и крест на Святой Софии воздыму! — С этими словами Потемкин широко перекрестился.

— Да будет так, — поспешно проговорил Попов, стремясь загладить неловкость.

— Будет, будет! — убежденно проговорил Потемкин. — Есть у нас ныне сила, есть и власть. Есть Таврида, отколь до турка близко. Есть Румянцев, Суворов, Кутузов, Спиридонов[25], Ушаков[26], Мордвинов[27], Дерибас[28]. У турок таковых нет. — Потемкин воодушевился, сев на своего любимого конька, зрячий глаз его сверкал, составляя разительный контраст с другим, стеклянным, хранившим вечное и мудрое спокойствие. — Государыня, тебе сие ведомо, равно со мною мыслит. Я ее зажег, — с некоторой гордостью закончил он.

Открытый экипаж поджидал их. На запятках висли дежурные денщики. Поехали.

В разных концах протяженного города копошились строители. Видно было, что задумано широко, с размахом, а осилить трудненько. Площадка кафедрального собора распростерлась чуть ли не на квадратную версту. Потемкин приказал архитектору спроектировать громаду. «На аршинчик выше собора Петра в Риме», — говаривал он. Копали фундамент. Едва ли не сотня землекопов долбила мерзлую землю, забрасывала ее в будуары, и медлительные волы тащились наверх.

— Сколь народу нынче в Новороссии по ревизским сказкам? — поинтересовался Потемкин. — Ты, Базиль, должен ведать.

— Ведаю, ваша светлость, — резво отвечал Попов. — Сосчитано на нынешний год сверх семисот тысяч душ.

— С прибылью, стало быть, — оживился Потемкин. — Однако требуется больше, куда больше. Худо дело подвигается, — сердито бросил он. — Эдак мы и в сто лет город не подымем. Указ надобен губернаторам, дабы присылали бродяг и прочих провинных людей нам сюда. Мы их тут образуем, пригреем, жилье дадим и к делу пристроим. Екатеринослав восславит Екатерину в целом свете. Сей город должен стать в ряд с европейскими столицами, не уступив ни Берлину, ни Парижу…

— Не чрезмерны ли таковые мечтания? — осторожно заметил Попов. — Ведь названные вами столицы стоят многие века. И для сего города надобен по меньшей мере век, дабы он образовался.

Попов нередко противоречил своему патрону, как бы поддразнивая его: он заметил, что Потемкин хоть и вспыхивает, но ему это нравится. Светлейший нуждался в оппоненте, дабы заострить свои мысли и прожекты.

— Ежели государыня соблаговолит указом своим дать сюда работных людей по потребности, то город быстро возрастет.

— А откуда набрать обывателей? — не унимался Попов.

— Сии работные люди и станут обывателями, — отвечал Потемкин, начиная сердиться. — Призовем колонистов. Я вон даже корсиканцев зазвал, что тебе ведомо.

— А Кременчуг, ваша светлость? А Херсон, а Николаев, вам весьма любезный?

— Кременчуг уже образовался под стать губернскому городу, его подкрепим колонистами, Херсон тоже. Николаев же благодаря своему расположению и покровительству небесного его патрона Николая Угодника процветет со временем. Я в это верю, — довольно спокойно проговорил Потемкин. — Ты мне зубы-то не заговаривай, давай сюда архитектора.