Шествие императрицы, или Ворота в Византию - [164]
«Неужто проиграл я партию, — невесело подумал князь, — и этот ничтожный пащенок, кобелек этот со младыми яйцами, стал в глазах великой старухи государственным мужем?! Совсем потеряла разум матушка-государыня», — стал было ожесточаться он.
Но тотчас охолодил себя: предстоит трудная борьба за нее, за то, чтобы привести ее в чувство. Не должно ей забывать, что она прежде всего царица, императрица, а ноне в последнюю очередь баба. Да и баба ли? Старуха, великая старуха.
Поднял голову, вперил зрячий глаз в юного Зубова, просверлив его насквозь. Валерьян вскочил, закрасневшись под этим взглядом, но тотчас постарался придать своему лицу независимое выражение.
— Ну вот, — с напускным добродушием произнес светлейший, — теперича я знаю, зачем ты ко мне приставлен. Всякой приставке надобна оправка. Прикажу зачислить тебя в адъютанты, однако поскобливши прежде, дабы знал свои обязанности и был выучен без баловства придворного. А теперь ступай, Василий Степанович Попов определит тебя к месту и укажет воспитателя.
— Одеваться! — приказал Потемкин заглянувшему на звонок Попову. — Молодца же пусть Бауэр вышколит, да притом безо всякой церемонности. Что там наш портарь? Готов ли ультиматум?
— Старается. Вскорости представит, — отвечал Попов.
— Пусть поторопится: время дорого. Уходит время. Благо еще. Господь погодою не обидел.
Октябрь миновал, хоть и дни сильно укоротились. Под лучами нежаркого солнца плавали, то серебрясь, то золотясь, легкие паутинки — предвестницы бабьего лета.
«Вот и у государыни нашей тож бабье лето, — думал князь, облачаясь в мундир. — Однако запамятовала она о мимолетности сей поры. А ведь за нею — хлад, дожди, слякоть, хляби».
Он почувствовал прилив энергии. Письмо Екатерины, явление юного Зубова пришпорили князя. Опасность утери значения и влияния, а с тем и явления дурости в политике обрисовывалась с неумолимой ясностью. Платон входил в силу, и сила эта становилась государственной слабостью.
Пока что он не мог ничего противопоставить. Лишь взятие Бендер, а затем Измаила могло увенчать кампанию с достойностью. А уж после этого, и только после этого, он сможет наконец отправляться в Петербург и открыть там придворную баталию, дабы с уверенностью выиграть ее и выдернуть наконец ненавистный саднящий зуб. Зуб, который неминуемо погубит великую государыню и пошатнет империю.
— Где портарь? — нетерпеливо потребовал у Попова. — Подавайте ультиматум — сколь могу ждать!
— Вот я, ваша светлость, — вынырнул из-за двери Марк, держа в руках бумажный лист. — Извольте утвердить.
— Много слов, короче надо, церемонии тут ни к чему — война. Дай-ка перо — лишнее похерю. — С этими словами князь размахнулся и перечеркнул едва ли не половину текста. — Вот теперь ладно, по-военному, по-нашему. Перекладывай на басурманский и без промедления пошлем парламентера. Выбери которого-нибудь из перебежчиков, понадежней.
Ультиматум стал короток, каким, собственно, и полагалось быть ультиматуму. В нем говорилось о желании фельдмаршала и светлейшего князя, предводителя российского войска, избежать напрасного кровопролития и предполагался свободный выход всем без изъятия с тремя главными штандартами, но без оружия.
Вскоре парламентер в сопровождении двух ассистентов, размахивавших белыми флагами, выступил к главным крепостным воротам. Они подвигались боязливыми неспешными мелкими шажками. И Потемкин, приставивший к глазу черную зрительную трубку, сердито буркнул:
— Ползут словно раки!
Неожиданно над серыми зубцами крепостной стены вспыхнули и тотчас погасли тусклые огоньки, застланные клубами белого дыма, и все три фигурки, словно игрушечные солдатики, попадали на землю.
— Ах, проклятые! — выдохнул князь, выронив трубу. — Разнести к чертовой матери! Никакой пощады!
Он долго и неистово ругался — был ругатель и матерщинник весьма изобретательный. Наконец, излившись, приказал:
— Подобрать и похоронить как должно, хоть они и не нашего закону. Завтра начнем бомбардирование.
Гудович открыл капониры на левом берегу, прямо против крепостного фаса. Сорок пушек ощерили свои жерла, готовые извергать ядра и каркасы. На правом же берегу перед крепостным укреплением на три фаса с десятью бастионами, перед грозной цитаделью, перед форштатом, обнесенными земляным валом, дугою расположились русские войска.
Кольцо осады протянулось на десять с лишком верст, замкнув крепость. Восемьдесят два полевых и шесть осадных орудий были нацелены на нее. Генералы Самойлов, Долгоруков, принц Ангальт и их подначальные заняли свои места.
— Как думаешь, Маркуша, дошли до паши наши требования?
— Несомненно дошли, ваша светлость. Хоть до самого паши меня не допустили, но я все его каймакаму — заместителю — весьма доходчиво изложил. И что крепость обложена со всех сторон и выхода нет и не будет, и что сила превосходящая…
— Эх, майор, не сдействовала на сей раз твоя дипломатия. Знать, разумные речи до здешнего паши не доходят. Заговорим на понятном ему языке — языке пушек. Авось уши-то ему прочистят.
Заутра, второго ноября восемьдесят девятого года, пушки заговорили все разом. Каркасы с устрашающим воем обрушивались за крепостные стены, за земляные валы. Вскоре над левым форштатом поднялись клубы черного дыма, языки пламени лизали участки стены.
Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).
Время Ивана V Алексеевича почти неизвестно. Вся его тихая и недолгая жизнь прошла на заднем плане бурных исторических событий. Хотя Иван назывался «старшим царем» («младшим» считали Петра), он практически никогда не занимался государственными делами. В 1682–1689 гг. за него Россией управляла царевна Софья.Роман писателя-историка Р. Гордина «Цари… царевичи… царевны…» повествует о сложном и противоречивом периоде истории России, когда начинал рушиться устоявшийся веками уклад жизни и не за горами были потрясения петровской эпохи.
Новый роман известного писателя-историка Р. Гордина повествует о жизни крупнейшего государственного деятеля России второй половины XVII века — В. В. Голицына (1643–1714).
Руфин Руфинович Гордин Была та смута, Когда Россия молодая, В бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра. А.С. Пушкин Роман известного писателя Руфина Гордина рассказывает о Персидском походе Петра I в 1722-1723 гг.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.
Василий Васильевич II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и получил московский стол по завещанию своего отца. Он был вынужден бороться со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Василием Косым, которые не хотели признавать его законных прав на великое княжение. Но даже предательски ослеплённый, он не отказался от своего предназначения, мудрым правлением завоевав симпатии многих русских людей.Новый роман молодого писателя Евгения Сухова рассказывает о великом князе Московском Василии II Васильевиче, прозванном Тёмным.
Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.
Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.
Первый роман японской серии Н. Задорнова, рассказывающей об экспедиции адмирала Е.В.Путятина к берегам Японии. Николай Задорнов досконально изучил не только историю Дальнего Востока, но и историю русского флота.