Шестой прокуратор Иудеи - [43]

– Но кто ты? – вновь спросил его первосвященник. – Скажи хотя бы имя своё, дабы я смог вознести за тебя молитву Богу в знак благодарности.

– Зачем же возносить мне молитву, коли я здесь! Ты звал меня, я пришёл. Можешь поблагодарить меня лично, Каиафа, – усмехнувшись, ответил незнакомец, увидев, как после его слов, побледнело и вытянулось от удивления лицо первосвященника.

– Так ты, так ты…. Ты Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Моисея? – судорожно глотая воздух, и еле-еле шевеля холодеющими губами, прошептал Каиафа. Он ещё хотел что-то сказать, но гость властным движением руки перебил его. Незнакомец резко обернулся к первосвященнику и, глядя своими чёрными, как смола, и холодными, словно могильный камень, глазами, хрипло спросил: «А кто тебе сказал, что я Бог Авраама, Исаака и Моисея?»

***

Большой, скорее похожий на дворец, дом, расположенный в Верхнем городе, на Западном иерусалимском холме, поражал необыкновенной роскошью своего убранства. Внешне он даже чем-то напоминал Храм, но только меньшего размера и без медных колонн, но зато с белыми из мрамора на парадном входе. Здесь жил первый священник Иудеи. Множество комнат, больших и малых, и всевозможных кладовок и чуланов, соединённых между собой коридорами, напоминали лабиринт, из которого было бы трудно выйти человеку, первый раз попавшего в дом Иосифа Каиафы.

Время уже было позднее. В центральном зале, где обычно проходили собрания Синедриона и Высшего совета, сидели двое: сам первосвященник Каиафа и его тесть Ханан, как всегда сдержанный и строгий. Они вели между собой неспешный и серьёзный разговор. Лица первосвященников, бывшего и нынешнего, были весьма сосредоточены, да и говорили они очень тихо, чуть ли не шёпотом, чтобы даже слуги не смогли бы узнать об их сокровенных мыслях и тайных планах.

– У меня есть надёжный человек, который поможет нам опознать самозванца и схватить его. До полуночи четверга, я думаю, преступник будет здесь, в моём доме! – доверительно сказал своему родственнику Иосиф Каиафа, не скрывая ноток торжества в голосе.

– Ты полностью доверяешь своему человеку? Может, это всё козни прокуратора? – недоверчиво поинтересовался Ханан, всегда относившийся ко мне, римскому прорукатору, с большим подозрением, нежели его зять. Старик выжидающе смотрел на своего родственника и ждал ответа. Каиафа молчал. Он вспоминал свою недавнюю встречу со странным ночным гостем в чёрном плаще и необычном одеянии, имени которого так и не узнал, но признал за хозяина. Однако та беседа придала главному жрецу уверенность в успехе предстоящего дела, ибо советы незнакомца Каиафа вообще посчитал особенно полезными и своевременными. Да и добровольному своему помощнику, что приходил в Храм и обещал указать на проповедника, первосвященник уже приготовил серебро. Каиафа даже не мог понять, на чём зиждется эта его уверенность, но после того, как на кресле в зале заседаний Синедриона он нашёл два длинных железных гвоздя, неизвестно как попавшие туда или оставленные кем-то, сомнений в успехе не вообще не возникало. Он, правда, поспрашивал своих слуг, не приносил, не передавал ли кто-либо ему эти кованые штыри длиной в пол-локтя? Но никто из челяди и стражников толком не смог ответить. Вот только мысль одна вдруг появилась в голове Иосифа Каиафы. Произнёс её вроде кто-то голосом привидевшегося первосвященнику человека в чёрном плаще с большим капюшоном: «Посылаю выкованную по специальному заказу пару гвоздей, а третий получишь от моего доверенного лица, дабы укрепить твёрдость твою и жёсткость в защите Закона. Верь мне! Поклоняйся мне!» Мысль, правда, та была мимолётна и скоротечна, да и забыл вскоре Каиафа о ней, тем более.

– Так можно ли доверять твоему человеку? – вновь задал свой вопрос Ханан, ибо ему показалось, что Каиафа не слушал его, а пребывал совершенно в другом месте, но бывший первосвященник ошибался. Вот уже в который раз зять удивлял Ханана своей способностью слушать собеседника, одновременно думая совершенно о посторонних делах, однако, не упуская из внимания главную тему разговора. Так произошло и сейчас. Услышав к себе обращение своего тестя, первосвященник чуть вздрогнул.

– Да, доверяю! – убеждённо ответил Каиафа. – Человек, что обещал выдать самозванца, слишком тщеславен и жаден до денег, к тому же сильно завидует своему нищему наставнику. Мне доподлинно известно, что бродяга уже в Иерусалиме, одну из ночей, а точнее с четверга на пятницу, он проведёт в Гефсиманском саду. Храмовая стража уже готова. Мой человек из его окружения приходил сегодня и обещал указать на него. Думаю, надо заранее собрать всех членов Синедриона и подготовить их, да и свидетелей заодно подговорить, дабы прокуратору Пилату оставить только одно дело – утвердить наш приговор. Толпу я беру на себя, а вот Высший совет придётся нам уговаривать вместе, отец! – тихим, вкрадчивым голосом продолжал говорить первосвященник своему собеседнику.

– А, что, если мы самозванца схватим прямо в Храме? Ведь уже канун праздника, и он обязательно придёт на Храмовую гору, или надо сделать так, чтобы пришёл, ну а там… чего проще! И не надо с кем-то связываться, дабы не быть обманутым, – как бы думая вслух, сказал Ханан.