Шестое октября - [4]

Жермэна спит с приоткрытым ртом. Дыхание у нее довольно громкое и осложнено каким-то небным звуком — не храпением, но храпенье напоминающим. Тело немного изогнулось вокруг собственной оси. Ноги и ягодицы лежат почти в плоскости постели, одна нога согнута в колене, между тем как верхняя часть туловища повернута вправо, и голова опирается на подушку одновременно затылком и правой щекой. Округлые, полные руки выпростаны из-под одеяла. Правая грудь полупридавлена локтем, левая ничем не стеснена, только сосок чуть-чуть свисает вправо. Обе, кстати сказать, очень красивы, соблазнительного объема. Тело белое, очень нежное, с тонким узором жилок. Лицо тоже белое, довольно полное, черты его тверже самой плоти. Отсюда — сложное выражение, постигнуть которое вдобавок мешает сон. Можно предполагать характер волевой, способный при случае обнаружить жестокость и грубость. А между тем есть признаки нежности, доверчивости, легкого отношения к жизни. Нос довольно большой и немного изогнутый, но на конце закругленный. Рот средней величины. Волосы белокурые, если даже не искусственного, то искусственно усиленного оттенка.

В общем, тело в большей мере привлекательно, чем лицо — красиво. Но не видно выражения глаз, которое, быть может, все изменяет.

III ДЕВЯТЬ ЧАСОВ УТРА У СЕН-ПАПУЛЕЙ И У ШАНСЕНЕ

Опять-таки в тот же час начинается утренняя деятельность у Шансене и у Сен-Папулей, но совершенно различным образом.

Сен-Папули живут на улице Вано. Они занимают квартиру из семи комнат в бельэтаже дома, построенного в XVIII веке. Высота потолков — 3,24 метра. В зале, столовой и спальнях сохранилась деревянная резьба того времени.

Маркиз де Сен-Папуль превратил гостиную в свой кабинет. Маркиза заняла ту спальню с деревянной отделкой, которая больше других. Оба сына помещаются во второй спальне. M-lle Бернардина, сестра маркиза, — в третьей. Последняя комната принадлежит дочери Жанне. В принципе, г-н де Сен-Папуль имеет со своей супругой общую спальню, но случается, что он спит один, в кабинете, на удобном диване, между книжными полками.

Главные комнаты просторны. Площадь залы — восемь на пять метров, кабинета — только три на пять. Столовая, зала и кабинет выходят окнами на улицу, все спальни — во двор, и амфилада их образует прямой угол с фасадом.

Обстановка — весьма смешанная. Очень красивые стулья, Louis XV и Louis XVI, и несколько мелких предметов меблировки той же эпохи — семейное наследство — расставлены в зале и в спальне маркизы. К ним надо причислить люстру залы о Восемнадцати свечах, сплошь из старого хрусталя, граненого в виде толстых плиток, и два таких же бра.

Но столовая представляет собою одну из тех обстановок в стиле Ренессанс, которые появились около 1885 года в первых домах Сент-Антуанского предместья. Деревянная обшивка XVIII века была раскрашена под каштан. К ней прибавили зеркало в раме из резного дуба. Два великолепные кресла Louis XIII, редкой сохранности, стоят по обе стороны окна; но вид у них в этом помещении подозрительный, далеко не способный придать остальным предметам в комнате характер подлинности, мысль о которой здесь даже в голову не приходит. Очень большая, но очень темная передняя, наряду с вешалками, тоже в стиле Ренессанс, украшена паноплией, китайскими масками и освещается огромным железным фонарем.

Кабинет маркиза Сен-Папуля обставлен преимущественно книжными полками и шкафами, которым лепные орнаменты и резные панно тоже стараются сообщить стиль Возрождения. Письменный же стол относится, по-видимому, к середине прошлого века, судя по неуклюжей выпуклости, позаимствованной у бюро Louis XV, и бронзовой отделке, изображающей по четырем углам такие же хмурые женские фигуры, какие можно видеть на фронтоне правительственных зданий и казарм того времени.

В девять часов утра г-жа Сен-Папуль еще не встала, но к ней уже несколько раз заходила старшая горничная. В половине девятого она позавтракала густым шоколадом и двумя булочками. С тех пор, как дети выросли, маркиза завела обычай валяться в постели. Раньше она подымалась очень рано, чтобы проводить сыновей, посещавших училище Боссюэта, и дочку, ходившую в пансионат св. Клотильды. Но и теперь, уровнив голову на подушки, она прислушивается к тому, что делается в доме, требует сведений обо всех. «M-lle Бернардина уже звонила?» «Маркиз все еще в ванной?» «Помнит ли Этьен (кучер), что маркиз велел вымыть коляску?» Зовет кухарку, чтобы продиктовать меню. Дети пред уходом забегают ее поцеловать, если только она накануне не вернулась поздно и не сказала горничной, чтобы ее не тревожили.

M-lle Бернардина, сестра хозяина дома, не выходила еще из своей комнаты и не появится раньше десяти утра. Встав с постели, она надела старое черное платье и, чувствуя, что погода со вчерашнего дня посвежела, — короткое черное плюшевое пальто, с буфами на рукавах. Не сняв с головы черной шелковой сетки, заменяющей ночной чепец, она, в общем, имеет самый канонический вид провинциальной старой девы, зябкой и старомодной. Проходя мимо зеркала, останавливается, рассматривает свое облаченье. Поразительное лукавство оживляет ее серые глаза, по-своему красивые, не как женские, а как глаза очень умного человека.