Шестое чувство - [22]

Пальцы Меады стиснули спинку кресла. Она сказала:

– Мы помолвлены.

Из ярко-красного рта Каролы вылетело облачко дыма.

– Разве вы не слышали, что я сказала? Я думаю, что вы не уловили или недопоняли. Наверное, для вас это явилось шоком. Но разве я в этом виновата? С какой стати мне держать язык за зубами и позволять Жилю делать вид, что он забыл меня. Знайте же, я получаю денежное содержание. И каково же оно? Он дает мне четыреста фунтов в год. Разве мне этого может хватать.

Меада оцепенела. Неужели это происходит с ней, а не с кем-нибудь другим? Она взглянула на фотографию на камине, а затем на Каролу. Есть вещи, в которые трудно поверить.

Едва она произнесла «Мисс Роланд…», как была остановлена встречным взглядом и взмахом сигареты.

– Нет, я не Роланд. Я вам говорила, но вы не расслышали. Роланд – это мой артистический псевдоним. Совсем неплохой, не находите? Но мое настоящее имя Армтаж. Вот о чем я вам твержу все это время, я миссис Армтаж.

Она повернулась лицом к камину, взяла фотографию и приподняла ее.

– Он не очень красив, но не лишен привлекательности, как вы полагаете? По крайней мере именно так я и считала, пока не открыла, какой он на самом деле: бесчувственный, скупой, злой человек.

Меада уставилась на нее широко открытыми глазами. Ей казалось, в этом нет ни капли смысла, ни доли истины. Она проговорила страшным шепотом:

– В этом нет ни капли правды…

Карола поставила фото на место и подошла к ней. Она разозлилась, но за ее злобой скрывалось еще тайное злорадство. Ей всегда хотелось как-то поквитаться с Жил ем, но о такой возможности она даже и мечтать не могла. Неподалеку на изящном столике с серебряными ножками и стеклянной крышкой лежала пачка писем. Она взяла лежавшее сверху письмо и проговорила с любезной интонацией.

– О, оказывается, я лгу? Ладно, мисс Меада Андервуд, только посмотрите сюда, возможно, вам придется пожалеть о сказанном! Надеюсь, вам знаком почерк Жиля.

Карола держала письмо прямо перед лицом Меады. Почерк был похож на почерк Жиля, мелкий и четкий. В глазах у Меады прояснилось, все стало четким и ясным: край бумаги, измятый перегиб письма, рука Каролы, ее длинные пальцы, красные ногти, кольцо с прозрачным и ярким брильянтом, письмо Жиля.

Вот что было в нем:

«Вы глубоко заблуждаетесь, если полагаете, что такого рода доводы окажут на меня какое-либо воздействие. Вы просто взываете к чувствам, но в этом я не вижу никакого смысла. Если говорить откровенно, это приводит меня в негодование, поэтому я советую вам остановиться. Я буду выплачивать вам четыреста фунтов в год при одном условии: вы обязуетесь больше не называться именем Армтаж. Если я обнаружу, что вы нарушили это условие, то незамедлительно прекращаю выплачивать ваше содержание. Вы считаете, что имеете полное и законное право носить это имя, но если я обнаружу, что вы где-нибудь называетесь им, выплата содержания будет приостановлена. Это хорошее имя, но я все-таки полагаю, что четыреста фунтов в год для вас гораздо важнее. И это, дорогая Карола, мое последнее слово».

Меада подняла глаза, увидела на лице Каролы Роланд злобное выражение и быстро, на одном дыхании, произнесла:

– Он не любит вас.

Голова Каролы резко дернулась.

– Теперь нет. Но разве вы не знаете Жиля? Он такой переменчивый, в один прекрасный день влюбляется в вас, а на другой уже все забывает. Так же он поступил и с вами, не правда ли? Скажете, что я лгу, но разве я не миссис Армтаж, кстати, вы не извинитесь передо мной? Это ведь написано собственной рукой Жиля, вы же не можете отрицать очевидного.

Меада выпрямилась и застыла.

– Вы разведены?

Карола рассмеялась.

– О, нет, ничего подобного, просто между мной и Жил ем все кончено, как я уже говорила. Ничего, когда-нибудь он вспомнит обо мне и все вам расскажет. Это вам предостережение на будущее, голубушка!

Меада нагнулась, подняла шерстяной спенсер, затем повернулась к выходу. Говорить что-либо было бессмысленно. Дверь в переднюю была открыта, наружная дверь тоже была приотворена. Меада так и ушла бы, ничего не ответив, если бы не услышала раздавшийся ей вслед смех Каролы. Меада вся вспыхнула от безудержного гнева, и, остановившись на пороге, она сказала звенящим от ярости голосом:

– Нет ничего удивительного в том, что он вас ненавидит!

После страшной вспышки негодования она внезапно обнаружила, что в метре, или чуть более, от нее миссис Смоллетт на коленях мыла площадку. Рядом с ней стояло полное ведро с мыльным раствором, и она драила цементный пол жесткой щеткой. Много ли ей удалось подслушать из ее отвратительного разговора с Каролой Роланд? Жесткая щетка с шумом елозила по полу, но у Меады возникло неприятная уверенность, что миссис Смоллетт только-только начала убираться по-настоящему. Вероятно, она подслушивала, ведь обе двери были приоткрыты. Судя по всему, она едва приступила к уборке, это означало, что миссис Смоллетт слышала каждое слово. Меаде больше ничего не оставалось делать, как, проходя мимо, поздороваться: «Доброе утро, миссис Смоллетт» – и пойти вниз к себе.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Миссис Смоллетт все рассказала Беллу внизу во время их обычного одиннадцатичасового завтрака. Миссис Смоллетт была грузной женщиной с багрового цвета щеками и юркими черными глазками, все замечавшими вокруг. Отпив глоток чая из чашки, она увидела, что пол возле буфета не такой пыльный, а также что нет одного из восьми ключей. Когда она указала на отсутствующий ключ, мистер Белл успокоил ее, сказав, что его взяла мисс Андервуд.