Шестеро смелых и фокус-покус - [15]

Дианин папа, Равиль Рафаилович, тем временем извлек из багажника складную коляску и, разложив ее, в свою очередь отодвинул Илью.

— Быстрее один его пересажу, иначе коляска намокнет. Дочка, держи прямее зонтик.

— Давайте я, — бросился к зонтику Ахлябин и едва не сбил с ног Диану.

Равиль Рафаилович посмотрел на него:

— Знаешь что, Клим, иди лучше открой дверь и придержи ее.

— Это мы мигом!

Клим бросился к двери, споткнулся о ступеньку, длинные его ноги запутались, и он едва удержал равновесие.

— Шебутной, — сказал Дианин папа и одним ловким движением переместил Данилу в кресло.

— Спасибо, — смущенно поблагодарил тот.

— Держись крепче, сейчас по ступенькам поднимать буду, — только и бросил в ответ высокий, крепко сложенный Равиль Рафаилович.

Наконец все оказались в прихожей. Из кухни выглянула женщина, столь же миловидная, худенькая и невысокая, как Диана. Сразу было понятно: это мама Крошки Ди — сходство было поразительное.

— Мальчики — девочки! Здравствуйте! Как хорошо, что вы пришли! — защебетала она. — Меня зовут Милена Романовна. Я вам тут вкусненького наготовила. Надеюсь, вы голодные!

Запахи из кухни доносились сногсшибательные.

— Ди, ты убеждена, что у тебя сегодня не день рождения? — прошептала ей на ухо Марфа, насухо обтирая колеса Данилиной коляски.

— Абсолютно, — заверила та. — Просто моя мама очень любит угощать гостей.

— А где твоя собака? — озиралась по сторонам Лиза. — Ведь вроде говорила, что у тебя йоркширский терьер.

— Да, — кивнула Ди. — Только сейчас наша Бонни уехала отдыхать в санаторий вместе с дедушкой и бабушкой.

— Санаторий для собак? — вытаращился на Диану Илья.

Милена Романовна звонко расхохоталась.

— Нет, санаторий у нас в основном для дедушки, сердце ему надо немножко подлечить. А Бонни с ними отправили, потому что иначе ей пришлось бы по полдня сидеть здесь одной. Мы на работе, Диана в школе. А собачка наша одиночества совершенно не переносит. Хулиганить начинает и болеть.

— Жалко, что ее нет. — Собаки были Лизиной страстью. — Я с йоркширами ни разу близко не сталкивалась, только издали.

— Ну, надеюсь, ты не последний раз к нам пришла, — улыбнулась Милена Романовна. — Успеешь еще с нашей Бонни наиграться.

Илья шумно глотнул: запахи из кухни разбудили в нем волчий аппетит. Мальчик и сам себе удивлялся. Вроде бы недавно обедал, но пахло так вкусно, что рот вновь и вновь наполнялся слюной.

— Давайте — ка мойте руки и к столу! — скомандовала Милена Романовна. — А потом уж посидите с Дианой в комнате.

Уговаривать никого не пришлось. Едва гости устроились за накрытым столом, Диана с мамой внесли большой румяный пирог с мясом, огромное блюдо, на котором высилась гора хвороста, и торт наполеон.

— Налетайте! — воскликнула Милена Романовна и принялась разливать чай.

Илья глянул на Лизу. На ее лице застыло тоскливое выражение. Он без труда прочел ее мысли: все вредное, но удержаться невозможно!

— Прощай фигура, да, Лизавета? — подколол ее он.

— Что там с твоей фигурой, не знаю, решай за нее сам, — парировала она. — А я лично размышляю, с чего начать.

— Начинают, Лиза, всегда с начала. — И рука Ильи потянулась к мясному пирогу.

Остальных тоже не пришлось уговаривать.

Наевшись, ребята помогли Диане убрать со стола и переместились на второй этаж, в ее комнату. Клим с Ильей подхватили с двух сторон Данилу, а Равиль Рафаилович затащил коляску.

— Ладно, ребята, не буду мешать. Развлекайтесь. Позовете, когда надо будет спуститься. — И Дианин папа покинул их.

— Отличная у тебя, Ди, комната, — сказал Илья и подошел к окну. — И вид обалденный. Пруды, роща…

Серебряные пруды вздымал тяжелыми волнами холодный осенний ветер. Дальше, на противоположном берегу, ажурно белела березовая роща. Листья уже почти облетели, а те, что еще остались, подсвечивали редкими буро — оранжевыми пятнами черное кружево ветвей, сквозь которые мерцал в крутящихся хлопьях снега старинный погост, на котором нашли последнее пристанище прежние обитатели этих мест. Здесь давно уже не хоронили. Зато встречались надгробия не только начала двадцатого века, но и девятнадцатого, и даже конца восемнадцатого.

Илья настроился на философский лад. Когда — то здесь текла совершенно иная жизнь, о которой они ничего не знают. Наверное, тут было чье — то имение или еще что — нибудь в этом роде. А потом вот и их всех, весело болтающих в Дианиной комнате, не станет, и какие — нибудь ребята будущего вот так же из какого — нибудь окна будут глядеть на кладбище с их могилами…

— У меня точно такой же вид из окна, — подошел к Илье Клим. — И такая же комната. У нас здесь во всех домах одинаковая планировка. Кстати, — вдруг вспомнил он, — о моих соседях с другой стороны. У нас здесь слышимость… Когда строили, говорили: мол, звукоизоляция согласно мировым стандартам. Только, видать, в процессе звукоизоляцию свистнули. Поэтому мы в курсе жизни своих непосредственных соседей. Например, я всегда знаю, когда Дианку ругают. — Он хитренько покосился на Крошку Ди.

— Ври больше, — отмахнулась та. — Меня, в отличие от некоторых, вообще не ругают.

— Клим, а к чему ты нам эти пикантные подробности излагаешь? — полюбопытствовала Марфа.