Шестеро обреченных - [2]

Все это он говорил с присущим ему непроницаемым, суровым, несколько обиженным видом, так что Сантер сразу же позабыл обо всем, даже о причине собственного гнева. Из всей их пятерки Перлонжур, несомненно, был симпатичен ему менее всех, однако в данный момент он испытывал по отношению к нему настоящие братские чувства, несколько смущавшие его, потому что он так и не мог понять, чем они вызваны.

Настенные часы пробили восемь раз, и этот бой несколько разрядил обстановку.

— Ты прав, — сказал Сантер. — Сегодня нам действительно не нужно спорить, а полностью предаться радости встречи. Сейчас восемь, и мы идем ужинать в «Бореаль».

Перлонжур нахмурил озабоченно брови:

— В «Бореаль»? А что это такое?

— Довольно шикарный ресторан, старина... Вероятно, ты уже давно не бывал в подобных заведениях, а ведь раньше ты из них не вылезал.

— Да, действительно, я давно уже... — задумчиво начал было Перлонжур, но затем, взяв со стола свою шляпу и макинтош, решительно произнес:

— Пошли!

Спустя пять минут они уже шагали по улице. Вечер выдался теплый, а город, казалось, был забрызган неоновыми пятнами рекламы.

Размеренно идя бок о бок, они глубоко вдыхали в себя свежесть вечернего воздуха. Походка друзей была гибкой и пружинистой. Оба они испытывали наслаждение от этого вечера, оттого, что вновь очутились в добром старом городе доброй старой Европы, что они свежевыбриты и на них отутюженные со стрелками брюки и что они предвкушают ужин в уютном ресторане под аккомпанемент волнующих джазовых мелодий. Тем не менее шли они молча, и своими чувствами не делились из боязни развеять предстоящее удовольствие.

Очутившись в «Бореале», Перлонжур сразу почувствовал себя раскованно, да и их появление здесь не прошло незамеченным. А несколько разодетых, словно все это они приготовили для закладывания в ломбард, дам даже слегка подались вперед, чтобы получше рассмотреть эту пару высоких парней с широченными плечами и медным загаром, чьи глаза, казалось, были еще полны голубизны незнакомого неба, а сами они прибыли сюда прямо из Гонолулу или с Мадагаскара.

За эту неделю Сантер вновь возродил в себе привычки городской жизни. Что же касается Перлонжура, то он испытывал совершенно новое наслаждение, когда составлял меню, советуясь при этом с метрдотелем и интересуясь винами, которые он пил прежде. В конце концов он не удержался и попросил Сантера поменяться с ним местами так, чтобы он мог, сев спиной к стене, охватить взглядом весь зал с удовольствием рассматривать элегантных женщин.

— У некоторых из них платья вызывают большее волнение, чем небо Китая! — восторженно признался он.

Перлонжур прекрасно понимал, что его желание вновь покинуть эти берега, едва ступив на них, подвергается жесточайшему испытанию. После «омара по-американски» этот бунтарь не смог не признать, что жизнь прекрасна и красива, более того, он не мог удержаться, чтобы не признаться в этом Сантеру, с нежностью смотревшему на своего друга. Перлонжуру казалось, что он узнает и эту цветочницу, и этих накрашенных женщин с оголенными плечами и бархатными взглядами из-под голубых век, и этого газетчика, торопливо прохаживающегося между столиками...

— Эй! — позвал его Перлонжур. — Дайте-ка мне газету!

Мельком, по диагонали, словно рассеянный или занятый каким-то важным делом человек, он бросил взгляд на первую страницу, а затем, сложив газету вдвое, сунул ее в карман пиджака.

— А они подают совсем неплохое вино!.. Не то что...

— Не то что?.. — переспросил Сантер.

— Не то, что мы пили в Фриско! — закончил побежденный Перлонжур и начал рассказывать историю своих странствий.

Сантер восхищенно слушал его. Время от времени, словно из пушки, выпаливалось чье-то знакомое имя, а у него по спине приятно бегали мурашки. Он тоже вспоминал и вновь переживал перипетии последних пяти лет, когда в поисках удачи бродил по бескрайнему свету.

Лично он уже достиг ее, завоевал, вернувшись более богатым, чем индийский раджа. Теперь он уже здесь, а вскоре к ним присоединятся и четверо остальных. Интересно, чего достигли они? Или все, как и Перлонжур?..

От проходящей мимо женщины с наброшенной на плечи лисьей шубой повеяло духами.

«Такие же духи, как у Асунсьон», — машинально отметил про себя Сантер.

И перед ним предстал образ женщины, сидящей напротив него, в том же самом кресле, в котором двумя часами раньше сидел Перлонжур. Впервые она предстала перед ним в сером муаровом платье с воланами, ее шея теплого охрового цвета была украшена нитью розового жемчуга. Асунсьон... Любит ли он ее? Увы! Эта женщина ему не принадлежит, и, вероятно, никогда не будет принадлежать.

— Вот такие-то дела, — произнес Перлонжур, заканчивая на этом свою исповедь.

— Да, старина! Да, мой дорогой! — вконец расчувствовался Сантер.

Положив руку на лежащую на столе руку Жана, крепко сжал ее.

— Гарсон! — крикнул он и тут же добавил:

— Метрдотель!

Отодвинув стул, бросил на столик банкноту, при виде которой глаза Перлонжура загорелись, но тут же потухли.

— Получите!

Когда они вышли из ресторана, было все еще тепло.

— Давай немного пройдемся, — предложил Сантер, — а потом я подвезу тебя на такси. Ты, наверное, остановился в гостинице?