Шестьдесят лет у телескопа - [38]

Некоторые участники дискуссии, подобно профессору Б. Л. Личнову, указывали на то, что в биологии астроботаника «привела к экспериментированию для живых существ с такими жизненными условиями, которых биолог, работая в одиночестве, без астронома-планетолога, никогда бы не придумал».

Особенно хочется остановиться на одном из выступлений.

Мне очень часто после публичных лекций задают вопрос: а есть ли на планетах животные? Я отвечаю, что ничего определенного сказать не могу: с точки зрения философской, думаю, что эволюция жизни не может остановиться на полпути.

И вот поднимается на трибуну ученый и говорит, что на основании изученного материала и собственных наблюдений он пришел к такому заключению: «Приспособляемость организмов совершенно необычайна… Поэтому нет ничего невероятного в том, что на Марсе и, может быть, на других планетах существуют как растения, так и животные… Мне остается только сожалеть, что доказать существование на Марсе животных гораздо труднее чем доказать наличие на нем растительности».

Таким было выступление профессора-зоолога Л. К. Лозина-Лозинского.

Это значит, что с идеями астробиологов не только соглашаются, не только их признают, но над ними работают, их развивают дальше. Что касается меня, то я безгранично убежден в существовании на Марсе растительности.

Интересно вспомнить старое пулковское изречение, которое я слышал от А. А. Белопольского: «Если результат исследования сходится с тем, что ожидаешь, то это приятно, а если не сходится, то это интересно».

Представим себе, что в атмосфере Марса было бы много кислорода, что растительность имела бы такие же оптические свойства, как земная в привычном нам климате, как это было бы приятно для сторонников жизни на Марсе!

Однако тогда мы не сделали бы ряда интересных наблюдений, касающихся оптических свойств растений в очень суровом климате.

Я убежден, что в поисках объяснения остающихся марсианских тайн будут сделаны интереснейшие геофизические и биологические открытия.

К проблемам астробиологии большой интерес проявляют не только специалисты, но и многие любители природы, простые люди. Это подтверждается многочисленными письмами, которые я получаю чуть ли не ежедневно со всех концов нашей страны я из-за рубежа. Совсем недавно я получил два письма из Сибири от двух незнакомых мне людей. Один из них свыше 20 лет живет за Полярным кругом и имел возможность наблюдать жизнь в крайне неблагоприятных условиях. Автор письма подробно описывает многообразие приспособляемости и «фантастической» стойкости жизни в самых суровых условиях.

Второй корреспондент — вероятно, охотник — исходил вдоль и поперек Читинскую область, хорошо изучил заболоченные места, покрытые мхом и кустарником. Он рассказывает, как в суровую читинскую зиму над поверхностью болота в тумане и паре от родников увидел пробивающиеся сквозь мхи и толщу снега хвощевидные растения голубоватой окраски. За зиму они вырастали более чем на полметра. В сорокаградусные морозы на растениях образовывался ледяной футляр — защита от мороза.

Удивительнее всего то, что и в таком футляре растения продолжали расти, пробивая верхушку футляра. На ростке, сверх футляра, опять образовывался дополнительный футлярчик. И так до весны. И летом окраска этих растений все равно оставалась голубой.

Нечто подобное я слышал от профессора ботаники М. М. Голлербаха, проработавшего полгода в Антарктике. Оказывается, там на голом ледниковом щите растут низшие представители мхов и лишайников. Для получения воды эти растения устраиваются так на более светлом лишайнике живет почти совершенно черный, который сильнее нагревается солнечными лучами. Он согревает находящееся под ним более светлое растение, которое уже расплавляет лед и дает необходимую для жизни воду.

В отличие от привычного для людей положения в странах с умеренным и жарким климатом, где сначала появляются растения, а позже животные, в Антарктиде первыми появляются пингвины, питающиеся рыбой из океана, а на помете этих птиц развивается низшая растительность.

Эти два похожих примера приспособляемости растительной жизни к суровым условиям описаны один — ученым, другой — любителем природы.

Что говорят о Марсе за рубежом

Как же относятся к возможности жизни на Марсе в научных кругах за рубежом? Конечно, и там спорят, доказывают, возражают. И там есть и сторонники и противники жизни на Марсе.

Зарубежные ученые внесли большой вклад в историю науки об этой планете. Я уже говорил о выдающихся французских наблюдателях Марса Бальдэ и Антониади. Ограничусь кратким добавлением относительно Антониади.

Он по профессии художник. Ему присуще особенно острое чувство цвета, контраста, очертаний. Эти качества помогли наблюдателю в работе чрезвычайной трудности — в составлении карты Марса. Карта Антониади считается непревзойденной.

Еще один видный французский астроном — Жорж Вокулер занимается нашим космическим соседом. Он многое сделал в изучении марсианской атмосферной циркуляции и определении температуры поверхности планеты. О результатах своих работ Вокулер написал в большой и очень ценной монографии «Физика планеты Марс».