Шестая батарея - [37]

— Так точно, — ответил Мешковский с улыбкой. Командир батареи все больше нравился ему.

II

Построение на занятия проводил старшина батареи, старший фейерверкер Зубиньский, человек уже немолодой, с гладко выбритым лицом и крупным, с горбинкой, носом. Все в нем выдавало человека, привыкшего к воинской дисциплине. Ходил он пружинистой походкой и выглядел для своего возраста молодцевато. Команды подавал строгим, хорошо поставленным голосом. «Служака», — определил Мешковский.

Незадолго до того как старшина начал зачитывать приказ, появился Чарковский. Поздоровался с Казубой, затем представился Брыле. Мешковскому подал руку и, не говоря ни слова, подошел к своему взводу. Следом за ним вошел, запыхавшись и раскрасневшись от бега, молоденький подпоручник. Мешковский догадался, что это лейтенант Виноградов, напоминавший опоздавшего на урок ученика. Увидев, что перекличка еще не началась, облегченно вздохнул.

В приказе отмечалось, кто и чем должен заниматься, и сообщалось, что с сегодняшнего дня к исполнению обязанностей в батарее приступили новый заместитель командира батареи по политико-воспитательной работе (замполит) и командир второго взвода.

Когда старшина кончил читать, Казуба сказал по этому поводу несколько слов. После него, также коротко, выступил Брыла. Когда раздалась команда «Приступить к занятиям!», Мешковский повел взвод на занятия по артиллерийской технике. По дороге познакомился со своим заместителем, курсантом Добжицким. Разговаривая с ним, обеспокоенно думал: «Как же я выдержу эти занятия? Глаза буквально слипаются».

В батарее остались только командир первого взвода Романов, Брыла и старшина. Романов отправился в офицерскую комнату. Зубиньский стоял посреди коридора, нерешительно поглядывая на хорунжего. Наконец подошел к нему с явным намерением поговорить.

— Товарищ подпоручник, вы недавно в нашем училище?

Брыле понравились слова «в нашем училище», он кивнул в знак согласия и в свою очередь спросил:

— Как вам служится?

Зубиньский отвел взгляд в сторону. Ответил не сразу, после некоторого раздумья:

— Вам, наверное, нетрудно понять, что для меня, старого солдата, здесь много нового. Но что особенно мне нравится, так это человеческое отношение офицера к младшему командиру…

Побеседовав еще немного, старший фейерверкер попросил разрешения приступить к своим обязанностям. Брыла вошел в офицерскую комнату.

Романов не слышал шагов вошедшего и скрипа двери. Он сидел за столом, опустив голову на руки. Перед ним лежал маленький треугольник письма. Он обернулся лишь тогда, когда Брыла уже стоял у него за спиной.

— А, это вы, — сказал он потухшим голосом.

— Письмо с родимой сторонки? Вот это действительно радость… — начал было Брыла, но вдруг осекся.

На лице Романова было написано совсем другое. Он тряхнул головой и тихо сказал:

— Нет, это не радость…

Брыла больше не спрашивал. Он почувствовал, что каждое новее слово еще больше разбередит душу офицера, и перевел разговор на другую тему. Начал расспрашивать об училище.

Романов, по-видимому, пытался прогнать грусть и попробовал даже улыбнуться.

— Училище хорошее…

— А наша батарея?

В глазах советского офицера промелькнула искорка живого интереса.

— Наша батарея? Будет образцовой…

— Правда, политическая работа в ней пока запущена.

Брыла ждал дальнейших пояснений, но Романов неожиданно спросил:

— А вы сами-то кто?

Вопрос застал Брылу врасплох. Он не понял, о чем его спрашивают. Романов, заметив это, пояснил:

— Ну, в политическом плане…

— Ах так… Вы же видите, что я заместитель командира батареи по политико-воспитательной работе.

Романову такое объяснение, видимо, мало что говорило.

— Это-то я знаю. А как вы стали замполитом?

— Я член Польской рабочей партии. До этого был комсомольцем. Теперь направлен на работу к вам.

— Вот и хорошо, — кивнул Романов. — Значит, вы были комсомольцем? — Он поглядел изучающе и протянул Брыле руку. Тот пожал ее, затем сел за стол напротив.

— Расскажите, что происходит в нашей батарее?

Романов забарабанил кончиками пальцев по крышке стола. Было видно, что он обдумывает ответ.

— Курсанты — орлы, — глянул он на Брылу и добавил: — Ребята вот такие! — Он поднял вверх большой палец, сжав остальные в кулак. — Но политически неграмотные. Может, среди них затесалась и контра…

— А каким был мой предшественник?

Романов безнадежно махнул рукой.

— А командир батареи? — допытывался Брыла.

— Учится, а на остальное у него не остается времени… Но он хороший парень, ничего не скажешь…

В это время дверь резко распахнулась и в комнату вошел советский офицер.

— Здравствуйте, — поздоровался он басом. Подошел к столу, бросил на него фуражку и планшет.

Брыла сразу же узнал его. Это был полковник Воронцов, которого вчера за обедом ему показывал Казуба.

Романов при виде полковника встал и почтительно козырнул. Хорунжий последовал его примеру. Воронцов поздоровался с каждым за руку. Затем вытащил стул почти на середину комнаты, уселся, потер правое колено.

— Беспокоит? — спросил Романов.

Тот, приглядываясь к Брыле, промолчал.

Воронцову давно уже перевалило за пятьдесят. Коротко подстриженные непокорные волосы сплошь посеребрила седина. Лицо энергичное, смуглое, но главное — живые, веселые глаза, делавшие его моложе своих лет. Он был в советской форме, на груди только одна награда — орден Ленина. Гимнастерка старательно заправлена, ремень застегнут на последнюю дырочку. На шее выделялась миллиметровая полоска белоснежного подворотничка. Собранные в гармошку сапоги, хотя и не были новыми, своим блеском свидетельствовали об аккуратности хозяина.