Шесть записок о быстротечной жизни - [47]

Чжу-и предложил:

— Можно подняться к Беседке выпущенного аиста. А Юнь-кэ заметил:

— Син-лань ведь ходит в обнимку с цитрой, а мы еще не слыхали его лучших мелодий. Пойдемте в беседку и пусть он нам сыграет. Согласны?

Все вместе мы отправились в путь, дорога шла по заиндевелому лесу, луна освещала бескрайнюю пустоту, десять тысяч голосов тонули в безмолвии. Син-лань исполнил мелодию «Цветы дикой сливы» в трех вариациях, мелодия плавно плыла куда-то к небожителям. И-сян, воодушевившись, достал из рукава флейту, настроил ее и заиграл. Юнь-кэ сказал:

— Вряд ли кому-нибудь из тех, кто нынешней ночью любуется луной на Каменном озере, так же радостно, как нам?

И вправду, ведь в моем Сучжоу в обычае на восемнадцатый день восьмой луны любоваться на Каменном озере отражением луны в воде с Моста шествия весны. Лодки жмутся одна к другой, всю ночь звучат песни под цевницу, но это лишь называется «любование луной», а на самом деле всего лишь в обнимку с певичками среди шума и гама пьют вино... Луна вскоре опустилась, и выпал холодный иней. Вдохновенное настроение наше иссякло, и мы пошли спать. Наутро Юнь-кэ заявил нам:

— Где-то в здешних местах есть Обитель оставшегося в миру, она стоит в укромном месте. Кто-нибудь бывал в тех местах?

Мы хором ответили:

— Не только не бывали, но даже не слыхали. Чжу-и сказал:

— Обитель окружена горами, место это удаленное, и даже монахи не могут жить там подолгу. В прошлые годы я бывал в ней, видел одни руины. Я слышал, что ученый отшельник по имени Чи-му, фамилия его Пэн, восстановил обитель. Дорогу туда я еще помню, так что, если вы соберетесь, могу служить проводником.

И-сян сказал:

— Что ж, идти на пустой желудок? Чжу-и рассмеялся:

— Я уже приготовил лапшу, правда без мяса. К тому же велим отшельнику-даосу прихватить бамбуковый складень с вином и закусками.

Мы съели лапшу, потом поднялись и двинулись в путь. Когда прошли место, называемое Сад высокого долга, Юнь-кэ свернул к Приюту белых облаков. Мы вошли в ворота и присели отдохнуть. Один из монахов важно подошел к нам, сложил руки и, почтительно приветствуя Юнь-кэ, сказал:

— Уже два месяца, как не внимал вашим наставлениям. Что новенького в городе? А что, гарнизонный все еще в своей управе?

От неожиданности И-сян поднялся, взмахнул рукавами и, чтобы не рассмеяться, выскочил за ворота. Я и Син-лань, едва сдерживая смех, последовали за ним. Юнь-кэ и Чжу-и почтительно ответили на все вопросы монаха и, попрощавшись, ушли.

В Саду высокого долга как раз и находится могила Фаня[176]. Подле нее — Пристанище белых облаков. С наружной стороны павильон огражден стеной, сверху свешиваются лианы, внизу выбит глубокий водоем шириной в чжан с лишком — бездонная прозрачная лазурь, в которой плещутся золотые рыбки, — отсюда он и получил название Источник-чаша. Бамбуковый очаг и таган для приготовления чая здесь поставлены в укромном месте. Подле павильона, среди необозримой зеленой чащи, расположена сама могила Фань Чжун-аня. К сожалению, послушник не захотел посидеть здесь подольше. В свое время от Деревни на песках я вместе с Хун-ганем ходил на Гору петуха и дракона. Здесь ничего не изменилось, только Хун-гань был уже мертв, и доныне мне не совладать с болью утраты. Мои грустные размышления были прерваны. Деревенские ребятишки, трое, а может и пятеро, что собирали грибы среди зарослей травы, высунули головы, стараясь разглядеть меня, рассмеялись и похоже удивились приближению такого множества людей. Расспросили их о дороге к Обители оставшегося в миру. В ответ они сказали:

— По прежней дороге не пройти из-за большого паводка. Вернитесь на несколько шагов, к югу будет тропка, пойдете вдоль хребта и доберетесь до места.

Мы последовали совету. Прошли по южной тропинке несколько ли вдоль хребта, лес становился гуще, со всех сторон нас обступали горы, тропинку покрыл зеленый мох, и нигде — ни следа человека. Чжу-и повертел головой и сказал:

— Похоже, что здесь, ведь тропа не могла измениться, правда?

Я присел и внимательно огляделся вокруг - среди сумрака бесчисленных бамбуковых стволов я увидел обветшавшую стену и строение, тропинка уходила в чащу бамбука, продираясь сквозь кустарник, мы отыскали ее, а потом нашли и ворота с надписью. Я прочел: «Чаньская область в такой-то год и месяц была восстановлена Пэн Моу по прозванию Оставшийся в миру старец из Южного сада». Все изумились и похвалили нашего проводника:

— Да вы просто достойный муж, вы прямо Улинский рыбак[177].

Ворота приюта были плотно прикрыты, мы долго стучали, но никто не откликался. Вдруг с лязгом отворилась дверь и появился молодой послушник в залатанном платье, лицо истощенное, а ноги, видно, никогда не знали башмаков. Он спросил:

— Зачем гости пожаловали? Н-чжу поклонился и сказал:

— Мы ищем покоя и уединения, специально пришли повидать ваш лик.

Послушник ответил:

— Монахи разбрелись, некому встретить вас, попрошу вас поискать других дорог.

Сказал так, закрыл ворота и хотел было уже идти. Юнь-кэ мигом остановил его и попросил разрешения пройти и погулять за оградой приюта, обещая за это непременное вознаграждение. Послушник улыбнулся: