Шесть тетрадок - [26]

Несутся по Мясницкой люди.

Мясницкая — теперь улица Кирова. Уютный душистый магазин «Чай» — китайские фонарики, самые вкусные конфеты в нарядных бумажках. Почтамт, светлый, огромный зал, и люди идут не спеша. В магазине «Свет» продаются настольные лампы под разноцветными абажурами, пылесосы и электрические машинки, в которых жарят хлеб, они называются тостеры: от подсушенного хлеба меньше толстеют.

Девочки в дублёнках. Мальчики в ярких куртках. Ноги длинные, глаза смелые. Идут себе по улице Кирова. Почему бы им не идти в своём городе, по своей улице Кирова?

А тогда?..

— Двадцатую затопило!

Аварийная комсомольская бригада прямо с танцев — на аварию. Стали откачивать воду вёдрами: если тока нет, то и насосы не работают. На вертикальной лесенке стоит живой конвейер, вёдра идут по рукам. От Серёги к Мельниченко. Милочка. Аким. Зина Шухова. И Мишка в своей беретке. Жалко, не видит его Таня Амелькина. Пусть стоит он не в шахте, а наверху, но всё равно он таскает, передаёт вёдра, не задерживает цепочку — из шахты полные, в шахту пустые.

— Как там вода?

— Меньше не становится! Давай пустые вёдра!

Долго работают. Мишку прогнали, он сидит на ящике в стороне. Почти не убывает вода. Но нельзя перестать таскать вёдра: будет прибывать вода, погубит шахту. Не прибывает — и то хорошо.

— Ура! Ура!..

Дали свет. Сразу заработали насосы. Теперь всё. Теперь не страшно.

Мельниченко ещё больше похудел за один вечер.

— Милочка, ты куда?

— А ты?

— В редакцию. Надо написать отчёт о сегодняшней аварии. Как трудились люди! Перепечатаешь? Только срочно, прямо сейчас.

— Что делать? У тебя, Мельниченко, всегда всё срочно и всё прямо сейчас.

«Глаза у неё круглые, весёлые, щёки розовые — Матрёшка и Матрёшка», — думает Мишка.

Мельниченко вдруг спохватывается:

— А где у нас Мишка? Мишка, спать!

А Мишка вот он, здесь. Он бы и до утра не ушёл, но надо домой.

Мишка давно спит на своём сундуке. Мельниченко пишет статью, передаёт Милочке-Матрёшке листки, она печатает быстро, как всегда. Хотя пальцы дрожат от тяжёлых вёдер.

Серое утро над Москвой. На тротуаре раскричались воробьи. Из депо вышел трамвай и грохочет своими пустыми вагонами.

— Милочка, сегодня придёшь на танцы?

У неё ноет спина, болят руки. Сейчас бы приткнуться где-нибудь и уснуть. Перламутровые пуговки на косоворотке у Мельниченко. Перламутровые пуговки на гармошке у Серёги.

Тряхнула головой:

— Приду.

«Анна унд Марта ба-аден»

Во дворе у стены лежит куча песка. Его привезли для ремонта, но пока он лежит здесь, в него можно играть.

Жёлтый, влажный, послушный песок. Если сделать подкоп и копать терпеливо, получится тоннель.

Я сижу на земле. Я копаю и забыла, что мама не разрешает сидеть на земле: пачкается новое пальто. Песок скользит сквозь пальцы, забивается в рукава.

— Так и есть, — говорит над моей головой Мишкина бабушка. — Маленькая девочка должна делать куличики, а она строит метро. Ведь ты строишь метро?

— Да, — отвечаю я. Стараюсь говорить смело, хотя боюсь Мишкину бабушку.

— Помешанные дети, — говорит бабушка и идёт к своему парадному.

— Куличики, — бормочу я, — подумаешь, куличики.

Я прорыла уже глубоко. Ещё немного, и тоннель пройдёт насквозь. Только длины рук не хватит, придётся копать с другой стороны. Тогда можно будет потом провести торжественную сбойку.

Подумаешь, какое дело — куличики. Я давно умею делать куличики, в детском саду научилась. Они получаются ровные, кругленькие. Каждый дурак умеет делать куличики. Только метро копать в сто раз интереснее.

— Метро копаешь? — говорит Мишка.

Я и не заметила, как он появился во дворе. Сразу становится весело. Мишка кладёт портфель на землю и говорит строго:

— Встань, всё пальто вывозила.

Потом он садится на песок рядом со мной.

— Копай с другого конца, — говорю я ему. — У нас получится настоящее метро, будет сбойка в торжественной обстановке.

Мишка копает быстро, песок летит из-под его рук в разные стороны.

— Смотри, Мишка, портфель засыплешь.

— Ничего. Немного осталось.

Я лежу животом на песке и заглядываю в наш тоннель. Он узкий и тёмный, и вдруг я вижу в глубине Мишкину руку.

— Готово! — кричит Мишка.

Он вытягивает руку из тоннеля и весело смотрит на меня. Блестят на солнце Мишкины волосы, подстриженные ровной чёлкой. Блестит буква «М» на Мишкиной беретке.

— Построили метро, — говорит он.

И в эту секунду наш тоннель обрушивается. Обваливается свод, сыплется песок. Снаружи получилась круглая воронка, в неё сыплется, сыплется песок.

— Обвалился. — Я растерянно опускаю руку, стою и не знаю, что делать.

— Надо было крепить деревяшками! — говорит Мишка. — Ничего. Это же не настоящее метро. Песок, и всё.

Мишка берёт свой обсыпанный песком портфель.

— Я сегодня к немцу пойду, к Гансу Митке. Сейчас отнесу портфель и пойду. Хочешь пойти со мной?

— Хочу. Настоящий немец? — спрашиваю я.

— Настоящий. Приехал из Германии и работает на метро.

Мишка нарочно говорит так, как будто в этом нет ничего особенного. Ему и самому, конечно, удивительно, что настоящий немец Ганс приехал к нам в Москву из Германии. Мишка немного воображает передо мной, но я не обижаюсь.

— Немец, перец, колбаса, — не очень решительно заявляю я. Чувствую, что как-то это некстати, но не понимаю почему.