Шесть серых гусей - [113]

Она не смогла сдержать тяжелый вздох.

— Тогда я уехала в Париж, изучать английский в университете. Это был хороший способ, чтобы попытаться ее забыть… Там у меня было несколько любовных приключений, чтобы доказать самой себе, что вдали от родителей я свободна и что мужчины тоже могут меня интересовать… Но на самом деле хотела я только ее. Потом она рассказывала мне, что у нее было то же самое, что после нескольких коротких романов, оставивших ее неудовлетворенной, она все время думала обо мне и следила за мной издалека, не решаясь написать. А когда я снова ее увидела… Может быть, из-за долгой разлуки, а может, потому, что нашу чувственность обострили война и опасность, но в нас как будто молния ударила и сожгла. Две маленькие кучки пепла — вот во что мы превратились.

— Тогда ты и подала рапорт о переводе? — спросил он почти беззвучно.

Она снова кивнула.

— А как окружающие… они о чем-нибудь догадываются?

— Не знаю… Генерал удивился, когда я попросила его перевести меня к медикам… Лебле, наверное, что-то подозревает… Во всяком случае, мы старались, чтобы нас не часто видели вместе, а поскольку я офицер, то не могла всякий раз выезжать с ней на задания. В сражении за Бельведере были большие потери в Четвертом полку тунисских стрелков, мне пришлось вести на поле боя весь батальон, и мы смогли поехать в одной машине. Забавно, она не только для меня значила так много, но была кем-то вроде ангела-хранителя для всего батальона, словно моя любовь к ней делала ее неуязвимой…

Она нервно провела рукой по волосам.

— Прости, что так страстно рассказываю тебе о своих чувствах… Тем более что я даже не знаю, смогу ли их сохранить… Знаешь, мне кажется, что я не перенесу, если увижу ее изуродованной. Должно быть, я недостаточно сильно люблю ее, потому что, мне кажется, я бы предпочла, чтобы она умерла… Я боюсь, что отныне в моих глазах она увидит только сострадание, а не восхищение. Я этого не перенесу.

Пол понял, что она теряет контроль над собой. Он сжал ее руку, а она взглянула на него с признательностью, как в театре, когда он пришел ей на помощь во время стычки с Макинтайром.

— Я не могу бросить тебя в таком состоянии, — сказал он. — Поверь мне, все, наверное, не так уж страшно… Часто кровь пугает и…

Сабина произнесла сквозь сдерживаемые рыдания:

— Я видела ее… Обнимала… Я видела рану… Ты отдаешь себе отчет в том, что у нее больше нет лица?.. Такой урон красоте… Навсегда… Бедное разбитое личико…

— Говорю тебе, сейчас врачи делают чудеса. Я слышал, что в Баньоли служит один из лучших специалистов по пластической хирургии… Я завтра же позабочусь о том, чтобы он связался с четыреста двадцать вторым госпиталем.

Она издала вздох, больше похожий на стон, и они молча двинулись к джипу. Было слышно, как в конюшне шумно жуют мулы. Пытаясь ее немного развеселить, Пол начал было рассказывать, что в отместку за грубость посадил на одного такого зверя адъютанта Макинтайра, но умолк, не решившись нарушить ход ее мыслей.

— А… — нерешительно начал он, — прости, что говорю о своих чувствах, хотя и понимаю, как это мало сейчас для тебя значит… А что теперь с нами будет?

— С нами? — переспросила она, словно речь шла о чем-то невероятном и немного неприличном.

— Да, с нами двоими… — уточнил он сдавленным голосом. — Теперь мне трудно тебе в этом признаваться, но я так в нас поверил. Ты должна была сразу сказать мне, что твое сердце занято… Мужчиной или женщиной, какая мне разница? И потом, ты так страстно и радостно отдалась мне!

— Когда я встретила тебя, то меньше всего думала о том, что когда-нибудь увижусь с Аньес! Я подумала, что ты станешь тем милым принцем, которого я смогу наконец представить родителям… Я была просто ослеплена — такой соблазн исходил от тебя тем вечером! Ты не только пришел мне на помощь, но увлек меня в необычную прогулку по городу, к этому странному дому, где жил старый ученый со своим дворецким и недоказуемыми утверждениями… Я так не люблю серость будней, что мне показалось, что это доброе предзнаменование, я увидела в этом шанс пережить любовное приключение с мужчиной… Я не представляла себя замужней, но, поверь мне, была честна и готова любить тебя. А потом я встретила Аньес…

Она говорила прерывисто, приглушенным голосом, какого он у нее никогда не слышал.

— Несколько часов счастья, — сказал он мрачно, — таков мой удел. Ты забудешь эти часы, а я — никогда. Я все время вспоминал о них и думал о том, как мне приехать к тебе, каждый камень на неаполитанской мостовой, по которой ты ходила, стал для меня вехой на нашем зачарованном пути…

— Пол! Пожалуйста, не сейчас! Только не после того, что ты видел.

— Прости, Сабина…

Он тяжело опустился на сиденье машины. Хуже всего было то, что он не мог даже вернуться в Презенцано — он закончил бы свой путь в овраге. «Еще решат, что я выпил у французов слишком много анисового ликера, или спятил от одной мысли о бомбардировке аббатства, или птицы киви сняли с меня шкуру», — подумал он и взглянул на Сабину. В темноте он не мог различить ее лица и видел только светлые распущенные волосы..

— Ну что ж, — сказал он, — я поехал.