Шесть рассказов об исчезновении и смертях - [15]

Книга представляла собой развёрнутое исследование жизни Будды, Махавиры, Шанкары. Успеху сугубо научного сочинения способствовали многочисленные маргинали и сноски, обширный глоссарий и, конечно, чудесно выполненные виньетки в каллиграфической манере Бердслея. Словом, все, кто когда-либо видел книгу, говорили, что её типографский аромат действовал на них, как дым гашиша на наркоманов. Странно, но факт: этот человек, чьё творение разошлось в три дня, внешне был мало кому знаком. В Праге того времени узнавали сразу только двух людей — императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа и Макса Линдера. К слову сказать, Негрели чем-то напоминал блестящего Макса: он одевался по моде — брюки в полосочку, цилиндр, чёрный, прекрасно сшитый пиджак. Но в отличие от Линдера он никогда не носил усов, предпочитая быть до конца бритым. В нём было больше фата, франта, чем учёного, а порой Негрели казался учителем танцев, праздношатающимся по бульварам — лишь немногие знали, что именно так, на ходу, рассеянно глядя по сторонам, он сочинял свои книги и приходил домой измождённый после многочасовых прогулок, чтобы ещё часа два потратить на записи. Его любимым местом была кондитерская «Херц Блат», где он подолгу, механически поглощал наполеоны, марципаны, кнедлики, корзиночки. Но была ещё одна, пламенная страсть, придававшая последним годам жизни (он прожил всего 35 лет) лёгкий мелодраматический налёт — бульварная пресса не раз выливала на него ушаты грязи, смакуя подробности романа Негрели с певичкой из кафешантана «Банзет» Катажиной Гаевской. В хор этой травли иной раз включались и младочехи, рисовавшие на учёного ядовитые, пошлые карикатуры, стараясь всякий раз задеть его австро-венгерский патриотизм. Но не было случая, чтобы Негрели ответил своим хулителям, даже когда известный адвокат князь Шварценберг, являвшийся поклонником автора, предложил отомстить обидчикам, Негрели спросил аристократа: «Разве собакам отвечают укусами на укусы?» Идея создания «Краткого жизнеописания Дхармокирти...» созрела давно — как раз в тот год (примерно семь лет назад), когда автор занял место приват-доцента на кафедре буддологии.

С энергией самоубийцы он бросился в библиотеку Климентинума и словно обезьяна взлетел по лестнице, ведущей на самую вершину стеллажа, где находилось самое таинственное, непонятное, словом, то, до чего не доходят руки остальных. Можно считать, что из этой схватки с информационным валом он вышел победителем, если бы не невралгия, заработанная на ценных указаниях привратников. Кроме набегов на библиотеку Негрели вёл большую частную переписку с ведущими центрами — она занимает четыре чапендейловских шкафа.

Истоки возникшей проблемы следующие

В 1847 году совместные раскопки, проводимые доцентом Томасом Стэмфордом Рэфлсом (Бенгальское Азиатское общество) и Ван Хувелом (Батавское общество искусств и науки) на острове Ява (основание для проведения исследования — реляция № 585540 за подписью вице-губернатора нидерландской Индии Ван Дейка, участника Ватерлоо на стороне французов), увенчались долгожданным успехом (по странной случайности это произошло в день рождения Негрели, но 30 лет спустя). Цивилизованный мир ошеломила весть о находке в индонезийских джунглях величайшего буддийского святилища. Так, из небытия всемирной памяти был возвращён чудесный Боробудур — храм множества Будд.

Погрузиться в него не отважится даже тот,

Чья мысль обладает немалой силой:

Его сокровенный смысл не постичь тому,

Кто будет над ним неустанно трудиться,

Нет в мире такого, кто был бы достоин его получить,

Как вода в океане, одиноко стариться будет ученье моё.

Эти гордые слова, исполненные глубокого скепсиса, высечены на позеленевших камнях, открывшихся взору одного из землекопов, когда он расчищал рельефы основания, изображавшие сцены грандиозных изощрённых пыток буддийского Ада. Шесть строк принадлежат Златомирцу, он же Дхармокирти — так звучит на санскрите его вечное имя.

Спустя пятьдесят лет после случившегося открытия великий мертвец вновь напомнил о себе: во время реставрации в монастыре Цяньфодун (Китай, провинция Ганьсу), отбивая штукатурку, монахи случайно наткнулись на заложенную кирпичами дверь, которая вела в книгохранилище, полное древних манускриптов. Один почти истлевший трактат лежал у входа, открытый на последней странице.

Моё произведение не найдёт в мире никого,

Кто мог бы с лёгкостью постичь глубину его высказывания.

Оно растворится, исчезнет во мне подобно реке,

Которая поглощается и теряется в океане.

Даже те, кто наделён значительной силой разума, не в состоянии измерить его глубину!

И те, кто наделён исключительной неустрашимостью мысли, Даже они не могут постичь его высшую истину.

Родство двух поэтических фрагментов не вызывает сомнения. Аверал Стейн высказал предположение, что оба отрывка являются вариантами более древнего, утраченного текста, автором которого действительно является Дхармокирти[21]. Леви Саливен со ссылкой на профессора Млынарчика («Пепел буддизма») позволил себе не согласиться с выводами Стейна, назвав их «отнюдь не бесспорными», он доказал с помощью текстологического анализа оригинальность отрывков, авторство, а также непреходящее значение. Его отдельные выводы получили щедрую похвалу приват-доцента Негрели, в целом занимавшего в этом вопросе центристскую позицию, за что неоднократно подвергался критическим разгромам со стороны парижской школы. Надо со всей откровенностью признаться, что вопрос авторства и по сей день остаётся сложным, идут затяжные баталии, переходящие в склоки, а порой в сведение счётов, но конца сражению не видит никто, единственное, что признают все (это самое общее положение): Дхармокирти — последний логик золотого века индийского буддизма — является создателем семи обширных сочинений, одни из которых утеряны, другие известны лишь в китайском, тибетском, древнеяванском переводе, причём на древнеяванском текст глобально искажён.