Шесть подозреваемых - [95]

Через час и десять минут машина остановилась на Суддер-стрит, в этом гетто для пеших туристов, полном скверных гостиниц и паршивых лавочек, торгующих едой, сувенирами и доступом в Интернет. В отеле «Милтон», где остановился Ашок, царила атмосфера сумеречного запустения. Управляющий подозрительно покосился на Экети и пожелал взглянуть на его паспорт. Во избежание дальнейших расспросов чиновнику соцобеспечения пришлось предъявить правительственное удостоверение личности.

Новые постояльцы прошли по тускло освещенным коридорам и наконец попали в свой номер на втором этаже. В комнате было только самое необходимое: две кровати, а между ними — маленький столик. Голая лампочка безжалостно высвечивала сырые пятна на стенах и паутину в каждом углу. В примыкающем туалете громко капала вода.

— Экети здесь не нравится. — Он сморщил нос.

Лицо Ашока перекосилось от злости.

— А ты чего ждал, чумазый? Извини, что не предложил тебе «Оберой». Да в этой дыре и то лучше, чем в любой из ваших лачуг. А теперь заткнись и ложись на полу.

Под угрюмым взглядом туземца чиновник заказал себе в номер ужин и насладился цыпленком карри с хлебом наан. Потом достал зажигалку и сигареты.

Молодой человек посмотрел на открытую пачку.

— Можно, Экети тоже возьмет?

Ашок поднял брови.

— Я думал, ты клялся не прикасаться к табаку, пока не раздобудешь ангетьяй.

— Да. Но это было на острове. Здесь я могу делать все, что мне угодно.

— Нет, мумбо-юмбо, — оскалился чиновник. — Здесь ты будешь делать все, что мне угодно. Спи давай.

Экети улегся на холодном полу, сунув мешок под голову, и пожевал свиного мяса. Вскоре комнату огласили раскаты громкого храпа, а юноша по-прежнему никак не мог уснуть. Деревянный пол содрогался от барабанных ударов: казалось, они все приближались. Экети поднялся и сел у распахнутого окна. Глядя на мерцающий вдали пандал, наблюдая, как собаки и бродячие псы ищут укрытия под уличными навесами, вдыхая воздух огромного города, полного тайн, туземец ощутил сладкий трепет запретного удовольствия.

Наутро Ашок потащил его за собой на прогулку по окрестностям отеля. В течение следующих двух часов они посмотрели белокупольный планетарий имени Бирла, неколебимый неуязвимый кирпично-цементный восьмиугольник форта Уильям и утопающий в зелени Майдан с его садами, фонтанами, памятниками. Экети наблюдал, как мужчины упражняются с тяжелыми гирями, бегают, прыгают со скакалкой, выгуливают собак. Он улыбнулся, наткнувшись на группу людей, что стояли кружком и без причины хохотали,[154] а потом почтительно умолк при виде грандиозного барочного мемориала Виктории, белый мрамор которого нежно розовел под лучами заходящего солнца. За всю свою жизнь Экети не встречал постройки крупнее или красивее. Он весь дрожал в предвкушении новых открытий.

Продолжая экскурсию, чиновник и туземец миновали высокую башню-колонну Шахид-Минар в северной части Майдана и сделали передышку на Эспланаде. Безостановочное суматошное перемещение сразу тысяч людей, высотные здания и какофония звуков привели Экети в неописуемый восторг. Но прежде всего молодого человека заворожили звонкие трамваи, лениво проплывавшие посередине дороги.

— Можно Экети прокатиться? — канючил он, дергая спутника за рукав.

Ашок поворчал, а потом согласился, и они сели на первый поодошедший трамвай — благо тот был не переполнен и позволил протиснуться в двери. Правда, уже на следующей остановке салон оказался набит, что называется, под завязку. Экети не успел и глазом моргнуть, как потерял из виду Ашока и был зажат между двумя управленцами, прижимающими к себе портфели. Давка стала совсем нестерпимой. Задыхаясь, молодой человек опустился на пол и ползком, извиваясь между ногами других пассажиров, начал продвигаться к заднему выходу. Вот наконец и заветная дверь. Туземец перемахнул через металлические перила, использовал открытое настежь окно как опору и ловко устроился наверху. Теперь он сидел на крыше трамвая, прямо под электрическим кабелем, с черным парусиновым мешком в ногах, и наслаждался свободой, словно выпушенная из клетки птица.

Трамвай повернул на площадь Далхузи, ныне известную как ББД-Багх, административный эпицентр города; здесь и закончилось необычайное путешествие. При виде странного пассажира дорожный полицейский изумленно разинул рот, бросился вслед за трамваем и заставил водителя резко остановиться.

Тем временем внутри переполненного салона Ашок Раджпут как раз исхитрился занять место, утер со лба грязный пот, с отвращением посмотрел на кишащую вокруг человеческую массу и решил, что это его последняя поездка на общественном транспорте. И вообще, Калькутта не для него. В самом воздухе города было нечто неприятное, собиравшееся в горле комками слизи. Не улучшали впечатления и вечно ревущие стада транспорта и тошнотворного вида нищие на грязных улицах. Ничего, зато к вечеру, если все пойдет как надо, священный камень будет у него в руках.

Ашок основательно поработал, разыскивая сведения об этом самом ангетьяй. По слухам, то был кусок черного песчаника примерно тридцати дюймов высотой, фаллической формы, покрытый неразборчивыми иероглифами, возраст которых насчитывал по меньшей мере семь тысяч лет. Для начала пусть Экети выкрадет святыню, и сразу же надо будет заказать ее копию одному знакомому скульптору из Джайсалмера. Потом без лишнего шума переправить аборигена с подделкой в его родную дыру, на Малый Андаман, а подлинник отослать в Антикварную лавку Кхосла: хозяин сулил восемнадцать лакхов рупий за самый древний шивлинг на свете.