Шесть измерений пространства - [21]

Поиски слабины в геометрии туннеля, как объяснил Муханнад, непростая задача, учитывая ограниченную чувствительность нашего устаревшего оборудования. Халифат давно составил подробные карты, но ни одна из них не уцелела во время встречи с лемурами, а данных было слишком много, чтобы кто-то мог выучить их наизусть. Пилот припоминал, что на участке Инфраструктуры, который мы называли Парванским трактом, было обнаружено четыре таких точки, но при этом он не мог точно указать ни их точные характеристики, ни расположение.

Но это неважно; у Муханнада имелись веские основания постараться справиться с задачей. Мы проскочили мимо первого из разрывов, но эта неудача позволила арабу внести определенные коррективы в анализирование поступающей со сканеров информации, и он был уверен, что не допустит одну и ту же ошибку дважды. Мы решили не возвращаться, и продолжали мчаться вперед, пока не приблизились ко второй слабине. Ее мы нашли по прошествии двух дней, на полпути к системе Гансу. На сей раз Муханнад заметил незначительные изменения в свойствах туннеля как раз вовремя, чтобы резко сбросить скорость. «Мандат Небес», следовавший сразу за нами, мгновенно повторил тот же маневр.

Нас заранее предупредили, что проход через разрыв будет не из приятных, и это было мягко сказано. К счастью, мы все успели пристегнуться и подготовиться. У нас было целых две минуты до этого момента. Но не смотря ни на что, корабль, казалось, вот-вот развалится; корпус застонал словно раненная лошадь, переборки пели подобно струнам под рукой музыканта. Несколько маневровых двигателей сорвало при попытке выровнять курс, но «Река Волга» была перестроена так, чтобы уцелеть после повреждений, погубивших бы обычное судно; в тот же миг бронепластины, защищающие борт, отошли в сторону, высвобождая сменные турбины. «Мандат Небес», неотступно следующий за нами, получил чуть меньшие повреждения; Муханнад успел послать его системам управления незначительные поправки к курсу, проведя судно не столь опасным путем.

Вдруг, мы вновь очутились в туннеле, и трясти перестало. Все вокруг выглядело в точности так, как если бы ничего и не было. Мы, по-прежнему, находились на Парванском тракте.

— Теперь фантом — это мы, — сообщил Муханнад. — Это чья-то еще Инфраструктура.

Квилиан склонился над кушеткой управления, где лежал наш пилот, пребывавший в состоянии частичного паралича. Его нервная система была настолько глубоко связана с бортовыми системами, что собственного тела он почти не ощущал. Вся аппаратура, расположенная на мостике, указывала, что полет проходит в нормальном режиме.

— Где мы сейчас?

— Эти сенсоры не позволяют сказать точно. Во всяком случае, не до тех пор, пока мы не выйдем из туннеля.

— В системе Гансу?

— Да, — ответил Муханнад. — Хотя они могли назвать ее иначе. Существует определенный риск; вы не часто могли бы увидеть фантом, выходящий из Инфраструктуры в вашу звездную систему, только потому, что обычно они сразу же стараются нырнуть в следующую слабину.

— Почему?

Араб говорил таким тоном, словно ответ должен быть очевиден.

— Если только речь не идет о пилоте вроде меня, которому поручена разведывательная миссия, корабли стараются не приближаться к густонаселенным узлам. Совершая переходы, «фантомы» стараются найти микроскопические отличия в геометрии туннеля, которые указывали бы, что они вернулись домой.

— Микроскопические отличия, которые нам не обнаружить, — произнесла я.

— Я постараюсь доработать системы анализа сенсорных данных. Думаю, у меня получится решить эту проблему. Но расчеты займут некоторое время.

— Хорошо, рискнем заглянуть в Гансу, — произнес Квилиан.

Насколько понимаю, существовала небольшая, но вовсе не невероятная возможность того, что, пройдя через слабину, мы возвратились в собственную версию тракта — но это легко было бы узнать, поскольку, покинув Инфраструктуру, я бы сразу же увидела рекламу пони Соркан-Шира. Однако Муханнад заверил нас, что такое бывает очень и очень редко. Чтобы вернуться домой после первого прыжка, мы должны были раз за разом пытать счастья, пока на вселенских игральных костях не выпадет наше особое число.

И все же, когда мы выскочили в систему Гансу, мне вначале подумалось, что Муханнад ошибался. Каким-то чудом нам удалось перехитрить весь мир и остаться в родном пространстве. Когда распахнулся люк, пропуская нас внутрь полой луны, я увидела ровно то же самое стремительно растущее благоденствие: город, полностью покрывший собой центральное ядро; сияющие рекламные плакаты на девяносто девяти золотых иглах; космос, наполненный сверкающими подобно бриллиантам кораблями и кричащей раскраски челноками, похожими на рои мотыльков; здесь шла бойкая торговля между десятками тысяч миров.

Только приглядевшись внимательнее, я поняла, что заблуждалась.

Передо мной предстала вовсе не частица Монгольской Экспансии. Корабли были не такими; не такими были и челноки: они выглядели более неуклюжими и примитивными, чем даже самые древние наши суда. Застройка города под нами производила впечатление хаотичного нагромождения уродливых прямоугольников зданий. Надписи на шпилях были выполнены угловатыми письменами домонгольской цивилизации — латинян. Были это рекламные плакаты, новостные сводки, или политические лозунги — не знаю.