Шесть дней в лесах - [5]
Трудная дорога, то грязная и топкая, то залитая водой, то покрытая снегом, проваливающимся на каждом шагу, и большой груз на плечах начали утомлять наших путников. Они дошли до места, где лес по сторонам дороги стал более мелким, а проталины обширными, и не могли устоять против искушения отдохнуть. Гриша переобувался, Севка укорачивал лямки мешка, когда с дороги послышались звуки деревенской песни и с мальчиками поравнялась молодая женщина в ярком и пестром праздничном платье. За плечами на палке висели ее новенькие ботинки, узелок и полушубок. Она шла босиком, что всего более поразило друзей, и беззаботно распевала, видимо, направляясь гостить в соседнюю деревню. "Здравствуйте, молодчики!" — приветливо произнесла она, остановившись около взмокших и раскрасневшихся ребят. "Больно скоро вы разомлели... Видать — не городское дело котомочки носить?" Друзьям и без того досаждало отсутствие привычки носить груз, а от неожиданной, правда, добродушной насмешки "пестрой бабы" как сейчас же окрестил ее Севка (гимназисты — любители давать прозвища), им стало немного не по себе. "Далеко ли путь держите?" — спросила незнакомка, внимательно их осмотрев. Севка охотно признался, что идут тока глухариные искать, охотиться[9], да не знают толком, где будет вернее. "Нам, главное, леса найти безлюдные, большие, а птица сама себя покажет". Тут он невольно повторил слова отца.
Женщина, видимо, хорошо знала эту округу. Махнув рукой вперед, она заговорила немного нараспев и сильно "окая" как все заволжские. "Дорожка вам, робятки, — одна! Версты три прямо, а как мосток перейдете — направо. Тут зимняя коротка дорога пошла в Митино и Рожновку. В Заборье придете — переночуете. А за Заборьем — самые, что ни на есть громадные леса пойдут. Такие бора, такие бора, что и с топором не бывано!.." Она немного приостановилась, видимо, сама любуясь своей складной речью. "Мы в те дальние бора по грибы, по клюкву, бруснику каждую осень ездим. Кадки, пестерья на возах с собой везем. Иной год этих поляшей да тетерь много спугиваем. Табун - от взлетит — шум такой — даже страшно делается. А в Заборье свояк наш жительство имеет — Архипов Ефим — на дальнем конце второй дом от краю. К ним ночевать заходите; люди они хорошие, до гостей приветливые. Поклон передавайте — Марья, мол, кланяется — встретилась нам по дороге... С ночлегу - то чуть свет выходите, пораньше. С ношей по холодку идти привольнее, не как днем, в жару. Из Заборья пойдете — речка встретится, за рекой смотрите кордон: на кордоне лесник есть — он токовища знает..." И уже на ходу, обернувшись, повторила еще раз: "Поклон - от не забудьте... Марья, мол, домой, к старикам гостить пошла..." Крепкие ее босые ноги быстро замелькали по дорожке.
"Такие бора, такие бора, что и с топором не бывано, — мечтательно повторил Гриша. — И говорит как - то особенно, по - старинному".
"А ты как думал! Тут за Волгой весь народ лесной особенный... Хорошо, что тетка такая разговорчивая попалась — похоже, места она знает. В Заборье еще поразведаем, а завтра теткиных поляшей и тетерь пугать будем..."
Отдохнувшие и окрыленные надеждой друзья продолжали путь, не переставая посматривать на отпечатки босых ног, видневшиеся на песке дороги и местами пересекавшие снег. Через час путники проходили Митино, где их долго преследовала гурьба ребятишек, побросавших бабки и на все лады кричавших "охооотнииички... охооооотнииички...". Еще через час пересекли грязные улицы Рожновки, где на Гришу кинулись собаки, а один из парней, сидевших на завалинке, крикнул вдогонку путникам: "Эй. ты, длинноногий журавель, лутошки свои не поломай!" Это явно относилось к Севке, но тот смолчал. Не стоило задерживаться для словесного турнира — день близился к концу, надо было торопиться — до ночлега оставался еще не один километр. Только на закате за сквозистыми ольховыми перелесками и большими плакучими березами показались, наконец, ветхие крыши Заборья.
Вечер был тихий с хрустально - ясным воздухом. Звонкие песни девушек неслись с дальнего конца деревни. Скворцы сидели около скворечников и, размахивая крылышками, наперебой спешили с песнями, в которых все красивые колена и трели были заимствованными. Собственные колена скворца — трещащие, малозвучные — совсем не могут сравниться с подслушанными птицей и умело заученными голосами.
Мальчики без труда разыскали избу Архиповых, и не прошло четверти часа, как оба, умытые и обновленные, сидели за столом. Парное молоко со свежим хлебом показалось им изысканным угощением, а постель в углу на широкой скамье доставила невыразимое блаженство. Оба заснули задолго до того, как начали стихать песни за стенами приютившего их дома. Двадцать два километра лесов, чередующихся с полями, легли между мальчиками и их родным городом.
IV. Лесная сторона. Деревни остались позади
"Надо будить робят - то... Сказывали, чтобы пораньше..." — смутно, сквозь сон, послышалось Грише. Очертания избы еще терялись в предрассветных сумерках. В печи весело потрескивали дрова, а передвигаемые хозяйкой чугуны начали греметь уже с полчаса тому назад. Вставать не хотелось... Утомленные трудами предшествующего дня ноги и руки ныли после ночного отдыха. Сладко потягиваясь, Гриша неохотно поднялся. Севка спал, согнувшись калачиком, дела неудачные попытки спрятать длинные ноги под слишком короткую куртку. Разбуженный Гришей, он быстро вскочил и принялся за умывание, со смехом рассказывая, как всю ночь ему снились и мешали спать глухари. Через пять минут друзья уже сидели за самоваром. Севка расспрашивал хозяина о дороге, а Гриша записал в свою книжку: "5 апреля. Ночевали у Архиповых (второй дом от околицы). Люди хорошие. В избе много тараканов. Вышли из деревни в пятом часу утра по хозяйским часам". Мешки и ружья заняли свои места за плечами, пояса плотно подтянули патронташи и, прощаясь с хозяйкой, которая никак не хотела брать платы за ночлег, мальчики сошли по скрипящему крыльцу. Улица была пуста, деревня еще не пробудилась, хотя дым вился из многих труб. Кое - где хрипло кричали петухи. За ночь подморозило — лужи покрылись тонким хрустящим ледком. Яркая заря разгоралась на востоке. Свежий, бодрящий воздух быстро прогнал остатки дремоты. Когда же за бурой полосой ржаного поля ребята увидели синюю гряду лесов, где ждал их целый рой сменяющихся впечатлений, весеннее утро наполнило их радостным трепетом и бурный восторг снова овладел ими. Хотелось петь, смеяться, не идти, а бежать, и ноша, так утомлявшая их вчера вечером, казалась теперь легкой, как перышко. Друзья, словно на крыльях, летели вперед и быстро приближались к опушке леса.
