Шесть дней в лесах - [24]
Было далеко за полдень. Хотя небо еще хмурилось, в воздухе потеплело. К этому времени свежий снег успел растаять. Гриша очень жалел, что не может показать другу следов "своих глухарей". Оба без конца колесили по извилистому, вычурной формы, острову и спохватились лишь тогда, когда ни один не мог сказать, откуда и куда они шли. "Опять заблудились! Это все ты, Гришка! Остров - то твой, давай, выводи!" Смущенный проводник долго копался, отыскивая и рассматривая отпечатки каблуков, оставшиеся лишь кое - где. После длинного ряда неудачных попыток и треволнений друзья выбрались к сосне с белой меткой. Чтобы на утренней заре не повторилась подобная история, они еще раз тщательно обошли остров, пользуясь компасом, делая зарубки на видных местах и нанося на схематический план естественные метки. В последних не было недостатка: большие муравейники, груды бурелома, ямы со снегом и маленькие полянки встречались на каждом шагу. Это заняло у них весь вечер, и в сыром воздухе чувствовалось приближение ночи, когда они закончили "съемку". Место для ночлега выбрали на острове, отделенном от токовища проливом в триста метров шириной. Ребята нашли ровную песчаную площадку у корней вывороченной ветром сосны. Пласт земли, поднятый узловатым сплетением корней, укрывал площадку подобно широкому щиту. С боков к нему пристроили две стенки из густого лапника, прогрели площадку костром, отгребли угли в сторону и прямо на горячую золу настелили еловых ветвей. Жилище было готово.
Стемнело... Торопливо и высоко протянули два вальдшнепа. Даже эту птицу вечер угнетал холодом и резким ветром. Тревожно шумели деревья вверху, а внизу, борясь с мраком и холодом, весело пылал костер. Пахло дымом, струился нагретый воздух. В закоптелом, многострадальном котелке булькала, пенилась и кипела каша. Последняя каша! Она была жидка до прозрачности. Назавтра оставалось меньше горсти пшена! С заботливостью. достойной лучшего применения, мальчики выскребли все содержимое со дна мешков. Откинули клочки бумажек, перья, соломинки и высыпали оставшиеся крошки сухарей в варево, лишь только оно поспело. Эта голодная "болтушка" исчезла через несколько минут после начала ужина. Потом Гриша долго выскребал посудину ложкой — пустой котелок жалобно бренчал, протестуя. Севка мечтательно смотрел на эту сценку и строил несбыточные предположения о том, что бы он ел сейчас дома. Оба выпили по глотку из фляжки, почувствовали, что согрелись и... еще больше хотят есть.
Ночь повисла над островом сплошным черным пологом. Острыми струйками холода проползала, змеилась и тянулась к костру через еловые стенки, беспокойно металась, гудела, стонала, скрипела в темных вершинах деревьев. "Эх, только бы к утру немножко затихло. Иначе — пропал ток". Мальчики молчали, тоскливо слушали нараставший шум леса. "Видно, не стихнет". В небе робко мигнула одна звездочка, другая, третья... "Разорвало облака... может, прояснится". Гриша сунул еловую ветку в костер. Она загорелась не сразу, но зеленые хвоинки вспыхнули, дружно с тонким жалобным писком согнулись, сделались красными, потемнели, рассыпались. Звуки отдельных хвоинок сплелись в стон умирающей ветки. Казалось, десятки маленьких существ разом покинули свои жилища, с плачем унеслись ввысь. Мальчик подкладывал ветку за веткой — стоны хвоинок превратились в тонкие высокие вопли. "Брось! Не надо, — нервно проговорил Севка. - Давай лучше что - нибудь споем". В костер подбросили дров, сели ближе друг к другу, затянули невеселые песни. О, как странно звучали слабые голоса ребят, прильнувших к огню - жалкому пятну света, затерянному в безбрежной темноте громадных тревожных лесов!
Ветер то затихал, то снова усиливался. Холод сердитыми струйками пробирался к костру. Казалось, конца не будет ночи мрака и зловещих звуков. Только под утро ребята уснули чутким сном, прижавшись друг к другу под нависшими корнями упавшей сосны.
XII. Глухари поют!
"Ну, все ли взяли?" — "Кажется все". Севка снова пошарил в постели из еловых ветвей, в последний раз взглянул на костер. Друзья двинулись, трясясь крупной дрожью от холода и сдерживаемого волнения. Было совсем темно, но какое - то неуловимое предчувствие безошибочно говорило им, что близится рассвет. "Вот здесь!" — "Да нет же... Ну, куда ты, прямо!" В темноте деревья острова казались великанами, страшными, причудливыми, березовые пни — чем - то вроде белых черепов, маленькие полянки — бездонными ямами. Мальчики долго не могли найти брода.
"Помнишь, как говорил тот деревенский охотник? 3 - а - б - у - л - ю - к - а - л - и по болоту", — Севка хихикал, Гриша сердился, шипел, без плеска погружал ноги в воду и вынимал их так же бесшумно. "Сурьезный мужичок", — дразнил его Севка. Водяные круги, тускло поблескивая, расходились от ног, качали одинокие камышинки, что - то шептали им и прятались, добравшись до кочек. Триста метров показались невероятно длинными. Оба были счастливы, почуствовав под ногами вместо зыбкого мха влажную почву "глухариного острова". Две белые зарубки на сосне смутно мерцали, несмотря на темноту. "Видишь, как вышли!"
