Шесть черных свечей - [107]

Энджи выпускает в потолок струйку дыма. Все вытягивают шеи и в полном молчании смотрят на дым. Где-то в глубине сознания шевелится мысль, что сейчас неплохо бы ножичком да по вытянутой шее. Тут Донна выключает свет. Бойль так и подпрыгивает от неожиданности, и Девочки смеются над ним. Когда смех стихает, Старая Мэри продолжает:

— Пламя гаснет, и их снова окутывает тьма. Незнакомец поворачивается к Мэри и опять щелкает зажигалкой.

Донна включает свет.

— При свете видно, что он усмехается.

Бойль беспокойно озирается. На лицах у всех Девочек широкие ухмылки.

— И тут Мэри замечает, что у него зловонное дыхание.

— Прямо-таки смрадное, отец, — развивает мысль Джедди.

— Как помойка, — содрогается Линда.

Старая Мэри говорит:

— Она нагибает голову, чтобы прикурить. Пламя у незнакомца в руках так и полыхает. Все прилично, все вежливо. Глаза Мэри скользят вниз по черному шелку его фрака. Вы уж извините меня, отец, если я не так выражусь. Пах… Бедра… Колени… Острая, как бритва, складка на брюках… Брюки отглажены идеально до самого низа.

— Ей нравились мужики, отец, — мурлычет Джедди.

Энджи срывается с места и выбегает на кухню, бормоча: «Иисус, Мария и Иосиф» — и еще какие-то слова из той же оперы. Бойль вертит головой, пытаясь понять, где рассказ, а где реальность. Кэролайн это по душе. На какое-то мгновение она забывает про Бобби, забывает о своих бедах, забывает о голове в морозилке. Присутствие сестер оказывает свое лекарственное действие — боль улетучивается.

Старая Мэри рассказывает дальше:

— Лиззи смотрит на незнакомца, и… либо она сама начинает съеживаться, либо незнакомец растет на глазах.

Джедди жмется Бойлю к ногам и вся скукоживается.

— Отблески пламени дрожат у него на лице. Делается страшно. Даже дух захватывает, до чего страшно, — не остается больше никаких чувств, только чистый страх. И тут снизу доносится звук. Что-то цокает по брусчатке — и Лиззи переводит взгляд вниз.

— И приходит в ужас, — говорит матушка с угрюмой усмешкой.

— И начинает вопить, как привидение-плакальщица, — говорит Энджи. — Как привидение-плакальщица вопит.

— Ведь из-под брюк у незнакомца торчат два раздвоенных копыта, — веско произносит Старая Мэри.

Бойль шевелит губами, повторяя про себя: «Два раздвоенных копыта». Или раздвоённых? Впрочем, неважно.

— Два раздвоенных копыта? — переспрашивает он.

Старая Мэри кивает и ведет свой рассказ к концу:

— Незнакомец разражается безумным смехом. Лиззи хочет убежать, но ноги у нее словно приклеились к мостовой. И тут она замечает, что на лбу у незнакомца появляются две шишки.

— Две ши… шишки? — сглатывает Бойль.

В подтверждение сказанного Линда строит самой себе рожки.

— Тетушки примчались домой, нагрели побольше воды и принялись скрестись дочиста.

— Они вымыли себе рты с мылом, — говорит матушка.

— Они побрызгали друг на дружку святой водой, — сообщает Энджи.

— И комнату окропили, — добавляет Старая Мэри.

— И повесили связки чеснока у дверей и окон, — вставляет Линда.

— От его дыхания их одежда провоняла насквозь, — говорит Старая Мэри.

— Она воняла серой — вот чем пахнет дыхание дьявола, — поясняет Линда.

— И они сожгли ее всю, до последнего клочка. А когда одежда горела, то в пламени проявлялись лики демонов и души истязаемых грешников, — произносит Старая Мэри.

Девочки пускаются в пляс, изображая демонов и истязаемые души.

Наступает очередь матушки:

— Они все были в холодном поту, отец. Отблески пламени плясали у них на коже зеркальными отражениями.

— Было жарко, но они дрожали, — дополняет картину Донна. Глаза у нее опять вытаращены.

— Они сидели голые, обнявшись, и тряслись, — произносит Старая Мэри.

— Что… что с ними потом случилось? — интересуется Бойль.

Но Старая Мэри не может сказать ничего определенного на этот счет. Уехали в Лондон? Да, матушка тоже слышала что-то такое. Так люди говорили. Они кончили свои дни в Лондоне, соглашаются Девочки.

— В непотребном доме, отец, — уточняет Старая Мэри.

— Господи помилуй, — отвечает на это Бойль.

Все наблюдают за его реакцией. В голове у священника крутятся колесики. Все его неверие отступает под натиском примитивного страха и предрассудков.

— Какой страшный рассказ, — шепчет Бойль.

— Мороз по коже, а, отец? — торжествует Донна.

— Прямо на ступенях церкви, говорите? — бормочет священник.

Девочки в унисон кивают.

— И собирали окурки, да? — просит подтверждения Бойль.

— Ну да. А вы, разумеется, думали, что дьявольское искушение — это выпивка, а уж никак не окурки? — саркастически осведомляется Старая Мэри.

— Ну конечно. Никто и не подумает, что дьявол способен на такое, — говорит Донна.

Бойль собирается с силами и пытается выбросить услышанное из головы. Если присмотреться, можно увидеть, как отдельные слова и образы вытекают у него из ушей, когда он трясет головой.

— Вряд ли это правда, — произносит он.

— А откуда вы взяли, что это неправда? — спрашивает Донна.

Бойль говорит, что все это не более чем городская быличка, но Джедди парирует, что даже и слов-то таких нет: «городская быличка».

— Ну, волшебная сказка, — предлагает Бойль новое определение.

Старая Мэри полагает, что вряд ли какой волшебник захочет являться людям в виде красноглазой твари с большими рогами и копытами.