Шесть братьев (ЛП) - [23]

– Ты в порядке? – спрашиваю его, слегка наклонив голову.

Я смотрю прямо в его темно-карие глаза, почти того же цвета, что и зрачки, и меня поражает, насколько они отличаются от глаз Джейса. Цвет одинаковый, но взгляд совершенно противоположный. Одни смотрят с нежностью, а другие кричат о жестокости.

Я протягиваю руку между нами, потирая место, где Дорнан обычно твердый при одном лишь взгляде на меня. Но сегодня он не такой, слишком рассеян и поглощен мыслями о мести. Улыбаясь, убирает мою руку и позволяет ей упасть между нами.

– Куколка, ты пытаешься заставить меня почувствовать себя лучше?

Я пожимаю плечами.

– Знаешь, ты можешь поговорить со мной, – говорю ему. – Я прекрасный слушатель.

Он смеется, и на этот раз его смех светлый, беззаботный. Такой... нормальный. Меня трясет, когда я пытаюсь связать этот, казалось бы, невинный смех с монстром, скрывающимся внутри.

«Никогда не опускай свою защиту», – говорю сама себе. – «Последний раз, когда он был милым, этот мудак проткнул твою ногу ножем».

– Извини меня за ногу, – говорит он, как будто прочитав мои мысли. – Это был плохой день. Похороны Чада... Знаешь, мы не должны хоронить наших детей. Они должны хоронить нас.

Подождите... Он извиняется? Передо мной?

Я киваю, выдавливая улыбку.

– Я знаю. – «Я похороню тебя. Без проблем». – Что сделала Мариана, что это было настолько плохо? – спрашиваю его.

Он вздыхает.

– Сука пыталась забрать моего сына и уехать. Трахалась с моим лучшим другом. Украла достаточно гребаных денег из этого клуба, чтобы уничтожить нас.

Значит, у нее был роман с моим отцом.

– Я никогда не сделаю то, что сделала она, Дорнан.

Я сделаю хуже.

Он проводит рукой по моим волосам, его мысли где-то не здесь, и я ухмыляюсь, когда понимаю, о чем он думает.

Попался.

Сукин сын начинает влюбляться в меня.

– Собери сумку, малышка, – вдруг говорит Дорнан. – Мы уезжаем на несколько дней. Ты поедешь со мной, а когда доберемся, будешь объезжать меня своей сладкой киской.

Борюсь с желанием закатить глаза, вместо этого улыбаюсь.

– Мы едем в отпуск?

– Да, – он больше ничего не говорит, и я не смею спросить, даже несмотря на то, что умираю от любопытства.

Ненавижу сюрпризы.

– Мне запаковать легкие вещи или теплые? – спрашиваю я, надеясь, что мой вопрос достаточно нейтральный. – Хочу выглядеть хорошо для тебя.

– Легкие, – говорит он. – Мы едем вглубь страны. – Ага. Это, бл*ть, огромная страна. Думаю, едем куда-то на восток. Там много городов. – Малышка.

– Что?

– Надень что-нибудь красивое. Одно из тех платьев, что показывает твои сиськи. Мы завтра уезжаем, но сегодня празднуем. У Макси завтра день рождения.

– Что ты ему приготовил?

Медленная улыбка растягивается на его злом лице, и я вижу тот блеск в его глазах, который всегда означает неприятности.

– Двух девственниц, – говорит он. – Никогда прежде не траханных.

– Ух ты, – улыбаясь, говорю я, даже если мое сердце падает и еще больше умирает внутри. – Ты щедрый папочка.

Он грубо сжимает в кулаке мои волосы, касаясь губами моей щеки.

– Мне кое-что нужно от тебя, малышка.

Мой желудок переворачивается.

– Для тебя все, что угодно, – сладко говорю я.

– Эти девочки, у них ноль опыта. А Макси... он нетерпелив. Я подумал, ты могла бы быть там и... направлять их, наверное.

Мои глаза загораются.

– Конечно. Отличная идея.

Это, бл*ть, шикарнейшая идея. Моя улыбка такая большая, что я боюсь, лицо может треснуть.

– Ты такой хороший папочка, – говорю я, глядя в его лицо. – Я сделаю этот день рождения лучшим в его жизни.

Думаю о пакете, который дал мне Эллиот, замотанный в целлофан и перевязанный веревкой.

Думаю о том, как Макси кайфанет так, что улетит, а потом свалится на землю в море крови и боли. Благодаря мне.

– Это будет незабываемо, – шепчу у его груди.

Вечеринка, о которой я только что узнала, идет полным ходом, когда вхожу в большую общую комнату, где находится бар. На мне один из моих костюмов в стиле бурлеск с кружевным нижним бельем, подтяжками, утягивающим корсетом и лакированными туфлями. Все черное.

В конце концов, я сегодня ангел смерти.

Что-то вспыхивает в глазах Дорнана, когда он видит, как я вхожу в комнату.

Ревность. Доминирование. Гордость.

Я принадлежу ему в его сознании, и, хотя он гордится тем, что демонстрирует меня всем, это также его раздражает. По его мнению, даже выпускать меня сюда в этой скудной одежде должно быть большим подвигом, и он, вероятно, делает это только для того, чтобы подбодрить Макси, опустошенного кончиной Чада. Эти двое были словно лучшие друзья, и кажется вполне уместным, что после сегодняшнего вечера они будут похоронены на семейном участке рядом.

Это были самые долгие две недели в моей жизни с тех пор, как Чад бился в припадке на полу гаража и наконец сыграл в ящик. Меня трахал и резал враг, целовал один бывший любовник и прижимал к себе другой. Я истекала кровью и почти решилась на побег, но сегодня моя решимость непоколебима.

Есть некая поэтическая справедливость в том, что в тот же день, когда Макси появился на свет божий двадцать восемь лет назад, тогда, когда его положили на грудь матери и он сделал свой первый вдох, он выйдет из него. И в то время пока все вокруг меня празднуют еще один год жизни, мои губы расплываются в самодовольной ухмылке, что эта ночь ознаменует его последний вздох.