Шерлок Холмс в России - [18]

Но Левушка, вдруг охваченный каким-то вдохновением, словно подчиняясь какому-то инстинкту, круто повернул своего клеппера и поскакал почти в противоположном направлении.

Хоботов, бывший впереди, не видал этого поворота и скакал один вперед, к речке.

А Левушка, приподнявшись на стременах, впиваясь глазами вперед, несся к той дороге, по которой они только что проезжали из усадьбы в город, несся к тем огородам, которые граничили слева городской выгон, к той канавке, которая обратила его внимание. Вот, вот, близко уже и дорога, вот, вот и прясло огородов, вот и канава параллельно с ними, вот сейчас и та канавка, которая уходит вглубь. Левушка натянул поводья, чтоб сдержать своего «Шерлока Холмса», но не успел, клеппер перескочил канавку и боком уперся в самый забор, даже покачнув его.

И Левушка замер.

У его ног, в канаве, лежал страшный, серый человек. Обнаженная, коротко остриженная круглая голова его была как-то странно повернута. Небольшие, светло-серые глаза с ужасом смотрели на этого мальчика, почти повисшего над ним на своей маленькой, рыжей лошадке.

«Он!» — мелькнуло в голове у Левушки, и сердце его мучительно сжалось. Ему стало страшно, но он не мог отвести своего взгляда от этой пары узких, серых глаз, с ужасом и мольбой смотревших на него.

Левушка весь дрожал. Он не мог дышать, и вдруг какое-то непреодолимое чувство жалости охватило всего его. А глаза смотрели с ужасом и мольбою.

Левушка опустил голову, дернул повод, и «Шерлок Холмс», подобравшись, перепрыгнул обратно канавку…

Выехав на дорогу, Левушка осмотрелся. Вокруг не было ни души, только далеко-далеко, возле речки, видно было еще, как бежали люди и кое-где мелькали белые солдатские рубашки.

Левушка повернул лошадь к лесу и шагом поехал вперед, по направлению к их усадьбе, как-то весь съежившись и не оборачиваясь назад. Он уже подъезжал почти к самой опушке, когда увидел всадника, скакавшего к нему справа от реки. Всмотревшись, он узнал в нем своего учителя и в то же время почувствовал какую-то странную боль в левой коленке.

Левушка взглянул на ногу: брюки у него с этой стороны были изорваны, белье — тоже, и на обнажившемся теле была небольшая ссадина.

«Это когда я ударился об забор», — подумал Левушка.

На взмыленном иноходце подскакал к нему Хоботов.

— А я вас ищу! Куда вы девались? — как-то сконфуженно глядя на мальчика, проговорил он.

— Я упал с седла, — с трудом выговорил Левушка.

— Ушиблись? — забеспокоился учитель.

— Нет. Только брюки изорвал и ногу немножко ссадил.

Хоботов посмотрел ему на ногу и укоризненно покачал головой:

— Вот видите, как неосторожно! Вам, значит, нельзя еще ездить карьером.

Левушка вскинул глазами на учителя и хотел было ему сказать, что он еще никогда не падал с лошади, но, сделав над собой усилие, сдержался и только закусил губку.

И они шагом, молча, въехали в лес.

— Ну что, поймали преступника? — спросил Лева через минуту, и голос его при этом слегка дрогнул.

— Не знаю… нет… не поймали! Не знаю, впрочем… я… уехал… все это вздор! — как-то заминаясь и конфузясь, проговорил Хоботов, потом, помолчав немного, прибавил: — И знаете, лучше всего, если мы не будем об этом особенно рассказывать дома.

Лева утвердительно кивнул головой.

Вернувшись в усадьбу, они сейчас же прошли в их комнату, и Лева переоделся. Он был очень молчалив и сосредоточен, но Хоботов как-то не замечал этого.

За вечерним чаем, впрочем, он нашел нужным сообщить, что сегодня, когда они были с Левой в городе, там из тюрьмы бежал какой-то арестант, и что весь город бросился его ловить, но поймали ли беглого, — еще неизвестно.

Генерал посмотрел на Леву и улыбнулся себе в усы. Но Лева не заметил этой улыбки: он молча и задумчиво пил свое молоко.

IV

Лева плохо спал всю эту ночь. Его тревожили сны. Ему казалось, что он все время скачет на лошади, вдоль какого-то бесконечного забора, и то и дело задевает об него ногой, а из канавы, которая несется вместе с ним, смотрят на него глаза, полные мольбы и ужаса. И он не боится этих глаз, он только не хочет их видеть, он отворачивается от них. Но куда бы он ни повернулся, глаза, полные мольбы и ужаса, смотрят на него. И вдруг на опушку леса выскакивает Шерлок Холмс. Он маленький, толстый человек, с цилиндром на голове, с гладко выбритым лицом и во фраке. Он растопыривает руки и загораживает Леве дорогу и в то же время длинными-длинными руками хватает лежащего в канаве серого человека за горло и тащит к себе его круглую, гладко остриженную голову, на которой два глаза смотрят с мольбой и ужасом.

— Пустите его! — кричит Лева, стараясь отнять у Шерлока Холмса эту круглую голову.

Но Холмс хватает Леву за ногу и ногтями царапает ему коленки.

— Лева! Лева! — стонет серый человек.

— Лева! Лева! — громче раздается в его ушах.

Левушка открывает глаза и видит приподнявшегося на своей постели Хоботова.

— Лева, повернитесь на бок! А то вы спите на спине и поэтому стонете, — говорит учитель.

Лева поворачивается на бок и сейчас же начинает скакать мимо бесконечно длинного забора, а за ним на буром иноходце скачет его учитель. И только это уже не Павел Федорович, а Шерлок Холмс. Цилиндр сорвался с его головы, и вместо фрака у него серый арестантский халат. Вдруг лошадь поворачивает к Леве голову и, сердито оскалив зубы, хочет укусить его.