Шерлок Холмс против Марса - [61]

— В таком случае, у экипажа этого цилиндра, состоящего из пяти особей, не успела развиться болезнь, — предположил Холмс. — В ближайшие дни мы можем ожидать от них некоторых неприятностей.

— Мне кажется, особых неприятностей они не доставят, — сказал я. — Если у них нет естественной сопротивляемости, они очень быстро почувствуют губительное воздействие инфекции. Организм, не способный сопротивляться бактериям, вызывающим болезнь и разложение, будет поражен. Вполне вероятно, что хищник, которого мы поймали, прибыл с последним цилиндром, тогда как прибывшие ранее уже погибли.

— Мои поздравления, Уотсон, — улыбнулся Холмс. — Помните, я нередко замечал, что дедуктивное мышление заразительно. Ваши медицинские умозаключения на редкость убедительны.

— Скорее банальны, — сказал Челленджер, глотнув бренди. — Доктор Уотсон приводит общеизвестные факты, усвоенные им в первые годы учебы на медицинском факультете. Меня радует, однако, что за нашим образчиком не последовали другие. Он решился на отчаянный поход в одиночку, пытаясь вернуть устройство междупланетной связи, что находится вон на том стуле.

Он махнул сигарой в сторону коробки, где покоился кристалл. Холмс поднялся на ноги и подошел к стулу. На его ястребиное лицо лег отблеск голубого сияния.

— Притушите-ка лампу, Уотсон, — сказал он. — Так, я вижу, если не ошибаюсь, рубку машины, которая находится за нашими окнами.

Он слегка наклонил голову, пытаясь разглядеть видение в кристалле.

— Там горит свет. Справа и слева расположены сложные приспособления с клавишами и рукоятками. Хорошо, Уотсон, можете прибавить свет.

Холмс снова уселся в кресло. Наша беседа продолжалась и незаметным образом привела нас к строению организма космического хищника. У меня имелись кое-какие познания в области сравнительной анатомии, профессор же рассуждал так, словно знал все на свете.

— Я вновь хотел бы высказаться в поддержку доктора Уотсона, предположившего, что данный организм — результат особого евгенического отбора, — важно заявил Челленджер, точно вручая мне медаль. — Как мы установили, эти существа представляют собой высоко организованное и в то же время упрощенное сочетание мозга и рук. В определенном смысле, их эволюция настолько же опередила человеческую, насколько человек опередил четвероногих животных, но во многом они рудиментарны. Они сохранили действенные легкие, оптические органы достаточно хорошо развиты, но пищеварительный тракт, по всей видимости, полностью отсутствует. В процессе питания они всасывают свежую кровь жертвы и та поступает в систему циркуляции.

— Что и приводит их к гибели, — вставил Холмс.

— На Земле это действительно их погубило, но только на Земле. Продолжим, однако. Мне не удалось пока определить, спят ли они, хотя глаза нашего экземпляра оснащены веками. Должен признаться, Холмс, вы с самого начала были правы: вероятно, их предки, жившие много тысячелетий назад, не слишком отличались от гуманоидов.

— А их разум? — спросил я.

— Воспользуюсь, Уотсон, еще одной вашей идеей, — сказал Холмс, — а именно: разница в интеллекте, достигнутая в результате специализированной и контролируемой эволюции, не столь велика, как радикальные различия в строении тела. Я несколько раз проводил аналогию со стаей бабуинов, нападающих на охотничью партию — но, возможно, более правильным было бы сравнение с шимпанзе. Эти обезьяны могут научиться ездить на велосипеде и пользоваться ножом и вилкой. Кто знает, — он снова обернулся к кристаллу, — быть может, и мы со временем сумеем овладеть их устройствами с пользой для себя.

— Мы уже овладели одним — кристаллом, — сказал Челленджер и зевнул. — Все мы устали, мне кажется. Сегодняшний день потребовал от нас значительных усилий. Говорят, утро вечера мудренее, не так ли?

Холмс настоял на том, чтобы Челленджер разместился в его спальне, сам же улегся на кушетке, укрывшись старым синим халатом. Я удалился к себе в спальню и с чувством глубокого облегчения лег в собственную постель — впервые за последние десять дней. Так, в утешительных объятиях Морфея, я проспал всю ночь без сновидений.

Когда я проснулся, в окна светило яркое солнце, а в гостиной раздавался взволнованный голос Холмса.

Я мгновенно вскочил с постели. Сердце сильно билось. Я схватил свой халат с крючка, закутался в него и выбежал в гостиную.

Посреди комнаты стояла наша домоправительница, миссис Хадсон. Ее светлые волосы были в беспорядке, белая блузка и темная юбка помяты и в пыли. Обычно полная жизни, миссис Хадсон теперь бессильно поникла. Холмс поддержал нашу домоправительницу и помог ей сесть.

— Марта! — воскликнул он. То был единственный раз, когда на моей памяти он назвал ее по имени. — Я ведь велел вам оставаться в Донниторпе, где вы были бы в безопасности, хотя бы на время.

— Ах, я обязана была узнать, что случилось с вами, — плача, произнесла она. — Я должна была узнать, пусть бы и случилось самое худшее.

Сидя рядом, Холмс обнял плачущую женщину.

— Налейте ей бренди, Уотсон, — сказал он, и я налил миссис Хадсон щедрую порцию. Холмс поднес стакан к ее дрожащим губам. Она благодарно выпила и подняла голову — казалось, напиток успокоил и оживил ее.