Шерлок Холмс против Марса - [52]

— Господни ангелы-разрушители покарали сей нечестивый град и огнем пылающим низвергли блудницу Вавилона, — продолжал старик. — Много лет читаю я Библию, внемлю пророчествам и проповедую недостойным. Судный день близится, брат мой, это точно. Мы с тобою, стало быть, во свидетельство спасены — воочию узрим, как судимы будут живые и мертвые по делам своим грешным.

Я спросил, видел ли он марсиан. Старик ответил, что в начале недели они рыскали по улицам, «души людские ловя на суд», но вот уже два дня он видел их лишь в отдалении. Он снова принялся уговаривать меня остаться с ним, но я решительно направился на юг. Я прошел несколько кварталов по восточной стороне Кингслэнд-роуд, повернул на запад и, обойдя обрушившийся дом, стал медленно и осторожно пробираться к Бейкер-стрит.

В полночь, приближаясь к Риджент-стрит, я увидел огни. Яркий свет был белым и никак не напоминал зеленое свечение марсианских механизмов. Ускоряя шаг, я заметил, что больше всего огней горело на Пикадилли. Не успел я подойти ближе, как в северной стороне что-то блеснуло, я уловил движение металлической башни — одной из боевых машин — и бросился к подвальной лестнице.

Там, страдая от холода и голода, я просидел до воскресного полудня. В покинутом людьми, порабощенном Лондоне стояла мертвая тишина. Я решился выбраться из своего убежища и, словно преследуемое животное — каким я и стал за эти дни — заторопился, поминутно озираясь, по Риджент-стрит и дальше на запад по Пикадилли.

Добравшись до Бейкер-стрит и не увидев никаких следов разрушений, я ощутил мимолетный прилив надежды. Я настороженно шагал по тротуару, готовый в любое мгновение броситься в бегство. Так я дошел до номера 221-6. Вокруг стояла тишина; знакомый дом показался мне затаившимся и чужим, будто я отсутствовал больше года. Я чуть ли не вполз вверх по лестнице и повернул круглую дверную ручку. Дверь была не заперта и тут же отворилась. Неверными шагами вошел я в гостиную — наконец-то я был дома.

Шерлок Холмс сидел в любимом кресле, неторопливо набивая вишневую трубку табаком из персидской туфли. Он поднял худое лицо и улыбнулся.

— Слава Богу, вы живы, — с трудом пробормотал я и упал в кресло напротив.

В мгновение ока мой друг оказался на ногах и налил мне солидную порцию бренди. Я принял стакан с благодарностью и стал медленными глотками пить живительный напиток.

— Вы все это время оставались здесь? — спросил я, когда он снова уселся.

— Отнюдь, дорогой Уотсон, — беззаботно ответил Холмс, словно мы лениво болтали о каких-то мелочах. — В воскресенье вечером, как только стало понятно, что бедствие распространяется из Серрэя в Лондон, я отвез миссис Хадсон на вокзал. Сперва я думал, что отправлю ее в Норфолк одну, но толпы, осаждавшие поезда, оказались весьма буйными. Поэтому я поехал вместе с нею в Донниторп, где она когда-то жила. Родственники, управляющие сейчас местной гостиницей, с радостью ее приняли. Находясь в Доннитор- пе, я расспрашивал свидетелей и следил за развитием событий. В понедельник, как можно было заключить, основной поток жителей Лондона направился на восток, к побережью, в то время как марсиане преследовали беженцев. Затем воцарилось относительное спокойствие, Норфолк марсиане атаковать не пытались. В среду я, передвигаясь с большой осторожностью, вернулся в Лондон, часть пути прошел пешком. Собирался вас искать.

— Я был с беднягой Мюррэем в Хайгейте, — сказал я. — Он умер. Быть может, так лучше: умереть и не видеть весь этот ужас.

— Лично я оцениваю создавшееся положение несколько иначе, — заметил Холмс. — Итак, продолжим. На Бейкер- стрит я оказался вечером в четверг и с тех пор не оставлял надежды на ваше возвращение. Я также надеялся, что получу какие-либо известия от своего друга, профессора Челленджера. Но вы, должно быть, голодны, Уотсон.

Услышав его слова, я вновь ощутил муки голода. На столе я нашел галеты, тарелку с сардинами и бутылку кларета. Я принялся за еду, рассказывая тем временем о своих приключениях.

— Вы упомянули профессора Челленджера, — сказал я, проглотив кусок галеты. — Кто он?

— Один из самых блестящих зоологов Англии, о чем он никогда не забывает. Поэтому он не преминул бы сказать — самый блестящий.

— Похоже, самомнения ему не занимать.

— Не спорю, хотя в его случае это оправдано, — ответил Холмс. — Между прочим, Уотсон, припоминаете ли вы давешнюю журнальную статью, где рассказывалось о яйцевидном кристалле, в котором отражались странные пейзажи и диковинные создания?

— Конечно, ведь я прочел ее тут же после вас. По правде говоря, Холмс, сочинения мистера Уэллса меня ни малейшим образом не интересуют — прочел лишь потому, что в статье упоминался Джекоби Уэйс, ассистент-демонстратор больницы святой Екатерины. Если не ошибаюсь, он говорил, что кристалл куда-то подевался.

— И в самом деле, кристалл он не найти не сумел, — сказал Холмс, чему-то улыбаясь.

— Дайте-ка припомнить. Уэйс говорил этому писаке Уэллсу, что намеревался купить хрустальное яйцо в лавке древностей, однако его опередили — кристалл был приобретен высоким смуглым человеком в сером и бесследно исчез.