Шерлок Холмс: прекрасный новый мир - [48]

— Мистер Бонд, я могу воспринять эти слова лишь как неудачную шутку. Я признаю, что я мастер перевоплощения, но даже в таком случае полноценное и совершенно правдоподобное вхождение в роль миссис Черчилль вряд ли возможно. Ведь я мужчина.

— Что ж, у каждого свои недостатки.

— Что вы имеете в виду?

— Узнаете в пятьдесят девятом году.

На лице Холмса застыло озадаченное выражение. Даже Вульф захлопал глазами, хотя ему свойственно сдерживание эмоций.

— Ладно, мы обойдёмся без такого варианта. Вы, Холмс, должны будете выдать себя за профессора Драйзера. Вы, Исаев, выдадите себя за Энтони Идена.

— Но что будет, если Драйзер и Иден сами посетят Черчилля? — удивился я такому неосторожному заявлению.

— Этого не произойдёт. Разумеется, вы не слышали о лоботомии. В середине двадцатого века в ней видят лекарство от любого нарушения психики. В глазную впадину вводят нож, которым делают прорезь мозговых тканей. Согласно замыслу, дефект должен вылечить психическое расстройство. В моё время этой врачебной практики уже не существует. Вы спросите, какое отношение имеет лоботомия к нашей задаче. Эту процедуру назначили профессору Драйзеру. Иден будет сопровождать его.

— Но разве Черчилль не знает о том, что эти люди не смогут прийти к нему?

— В том-то и дело, что не знает. Черчилль был заточён в резиденции собственной женой. Процедуру профессору назначили позже, и Черчилль не может знать об этом.

— Но как вы предлагаете загримировать нас, думая, что Черчилль попадётся на эту удочку?

— Я сфотографировал профессора Драйзера. Всё дело в потайном фотоаппарате. Я подошёл к профессору, узнав его благодаря тому, что прохожий обратился к нему, начав диалог. Оставалось лишь нажать на кнопку. Теперь фотография проявлена. Я был бы лишён необходимости этих действий, если бы в Британской энциклопедии были фотографии людей.

Джеймс Бонд положил на стол фотоснимок. Мы увидели темноволосого мужчину в очках, его лицо с тёмными усами и выпяченными губами было обращено к невидимому нам собеседнику.

— На снимке не видно, что глаза у него серые. Эту деталь я просто запомнил. Внешность Идена мне известна и так. Теперь я должен сделать вам пластическую операцию.

— Вы ещё и хирург? И где вы возьмёте средство для наркоза? — спросил я, живо представив, как Бонд достаёт из чемодана хлороформ.

— Нигде. Я всёго лишь собираюсь временно изменить ваши черты лица. Пластырь подтянет, а парафин прибавит. Прошу на стол, мистер Холмс.

Следующие минуты были одни из самых неприятных в моей жизни. Конечно, «операции» подвергался не я, а Холмс, но я представлял, как Бонд орудует над лицом моего друга. Бонд позвал меня в гостиную. Передо мной стоял профессор Драйзер, каким я видел его на фотографии. Кончик орлиного носа Холмса был поднят, так что нос выглядел прямым. Губы выступали вперёд, над ними были приклеены тёмные усы. Холмс обладает узким лицом, и теперь оно было расширено парафиновым слоем. Бонд достал из чемодана очки и водрузил их на нос Холмса.

— Если Черчилль не будет присматриваться, он не отличит вас от Драйзера. К тому же профессор далеко от вас.

— Но что мы будем делать, если Черчилль укажет на предполагаемую причастность американского профессора к появлению фотографической открытки? Всё же он начал подозревать всех американцев.

— Тогда честно признайтесь, что вы к этому не причастны. Даже если вина падёт на профессора, невиновный Вульф может спать спокойно.

— Мистер Бонд, я вспоминаю, что уже где-то видел такое лицо, — неожиданно сказал Холмс. — А вот где я его видел, вспомнить не могу.

— Возможно, вы и видели. Но сейчас мы заняты. Не мешайте.

В моей памяти тоже всплыло то, что я уже видел такое лицо. Но подробностей я также не мог вспомнить. Каждый человек видит много лиц, и запомнить каждое он не в силах, особенно если эти люди не имеют к нему никакого отношения.

Следующей жертвой того, что Бонд считал пластической операцией, стал Максим Исаев. Ему повезло больше, так как операции подвергся только нос. После прикрепления волос его брови стали немного шире, и для завершения образа Энтони Идена оставались лишь усы. Я думал, что придание Исаеву облика министра иностранных дел завершено, но Бонд достал две стеклянные штучки, в которых я не смог опознать голубые контактные линзы.

— Что это такое, мистер Бонд? — спросил я.

— Контактные линзы. Разве их не было в девятнадцатом веке?

— Были, но они были вовсе не такие.

— А какие же?

— Они были широкие и толстые. Конечно, их было неудобно носить. Вы не боитесь, что они вызовут отёк роговицы?

— Ни в коем случае. Контактные линзы конца двадцатого века впитывают воду и пропускают кислород. Отёка роговицы не будет.

— Не слишком ли рано мы загримировались? — спросил Холмс, обеспокоено глядя в сторону часов Бонда. — До ночи остаётся нет так мало времени. И что делать, если Черчилль заметит акцент, с которым говорит мнимый Энтони Иден?

— В таком случае объясните, что он говорит с акцентом по той простой причине, что он с отличием закончил факультет восточных языков в Оксфорде. Поскольку Энтони Иден отличается застенчивостью, Исаев имеет полное право мало говорить. Другой выход я пока не могу придумать. Я хотел бы, чтобы Исаев подложил Черчиллю ещё один подарок.