Шерлок Холмс, которого придумал Конан Дойл - [10]

И в самом деле, человек со столь обостренными и утонченными чувствами не может быть иным. Конечно, он сыщик, но прежде всего он художник, и способность раскрыть любое преступление - это та сторона его натуры, в которой фиксируются все его таланты.

Один из них, впрочем, главнейший.

Шерлок Холмс - великий актер.

Да, великий. Иначе не скажешь.

Его способность преображаться безгранична. Количество костюмов, необходимых для того, чтобы изображать людей разного возраста, характера и общественного положения у него столь велико, что позднейшие комментаторы даже задумались над таким вопросом: а нет ли при спальне Холмса на Бейкер-стрит еще и другой комнаты - костюмерной. Думается, они ошиблись. В ходе рассказа (ведь повествование о великом сыщике только членится на отдельные новеллы) мы узнаем, что у него по всему Лондону разбросаны заранее снятые комнаты (их не меньше пяти, по подсчетам доктора Уотсона), из которых он выходит всякий раз другим человеком. Всякий раз... А сколько было подобных случаев? Трудно сказать. Доктор Уотсон все время подчеркивает, что сообщает только о малой части дел Шерлока Холмса - всего их было у него более пятисот. Но и в пределах нам известного мы видим его в ролях старого моряка, подвыпившего конюха, опустившегося курильщика опиума, почтенного итальянского патера и щеголеватого мастерового. Причем, именно в ролях, а не просто в костюмах. Он внутренне преображается. Это не только помогает ему играть разные роли. Пытаясь понять ход преступления, он воображает себя преступником, ставит себя на его место (здесь не мешает вспомнить Лекока) и таким образом приходит к правильному решению.

Причем это относится не только к актерству Шерлока Холмса. В разговорах с Уотсоном он подчеркивает, что аналитический метод, которым он пользуется, приносил бы гораздо меньшие плоды, не обладай он воображением. Шерлок Холмс - художественная натура. Вот он сидит на концерте с доктором Уотсоном. "Весь вечер просидел он в кресле, вполне счастливый, слегка двигая длинными и тонкими пальцами в такт музыке: его мягко улыбающееся лицо, его влажные затуманенные глаза ничем не напоминали о Холмсе-ищейке". Но это - ошибочное представление. Уотсону тут же приходит в голову, что, хотя основная черта характера этого удивительного человека - поэтическая задумчивость, она не мешает ему быть твердым даже в те дни, когда он с бездумным спокойствием отдается своим импровизациям. И поэтому, говорит Уотсон, "наблюдая за ним на концерте в Сент-Джеймс-Холле, я видел, с какой полнотой он отдается музыке, и понял, что тем, за кем он охотится, будет плохо" ("Союз рыжих"). Иными словами, артистическая природа Шерлока Холмса и его работа сыщика никак не находятся во внутреннем противоречии, напротив, Холмс потому и является великим сыщиком, что он по внутренней своей сути художник. И прежде всего - великий актер.

Да, следует повторить, великий.

Переодевания Холмса - это никогда не маскарад. Он всякий раз внутренне преображался. Мера его, выражаясь языком театра "вживания в образ" необыкновенно велика. Послушаем еще раз доктора Уотсона.

"На лестнице послышалось тяжелое шарканье ног, сильное пыхтение и кашель, как будто шел человек, для которого дышать было непосильным трудом. Один или два раза он останавливался. Но вот наконец он подошел к нашей двери и отворил ее. Его внешность вполне соответствовала звукам, которые доносились до нас. Это был мужчина преклонных лет в одежде моряка - старый бушлат был застегнут до подбородка. Спина у него была согнута, колени дрожали, а дыхание было затрудненное и болезненное, как у астматика. Он стоял, опершись на толстую дубовую палку (как легко заметить, Шерлок Холмс умел подобрать не только все детали костюма, но и реквизит. Ю. К.), и его плечи тяжело поднимались, набирая в легкие непослушный воздух. На шее у него был цветной платок, лица, обрамленного длинными седыми банкенбардами, почти не было видно, только светились из-под белых мохнатых бровей темные умные глаза. В общем он произвел на меня впечатление почтенного старого моряка, впавшего на склоне лет в бедность". Если добавить к этому, что мнимый моряк на каждом шагу выказывает стариковское упрямство и раздражительность, то портрет получается совершенно законченный. Причем Шерлок Холмс здесь не только актер, но, в известном смысле, и драматург - он ведь играет по собственному тексту ("Знак четырех").

Он умеет быть одинаково убедительным в каждой из своих ролей. У подвыпившего конюха - распухшая красная физиономия и грязная одежда, курильщик опиума - тощий, сморщенный, согнувшийся под тяжестью лет, почтенный итальянский пастор говорит на ломаном английском языке и отличается поразительной бестолковостью, в образе старика-букиниста Холмсу удается даже стать меньше ростом, а у щеголеватого мастерового - развязные манеры.

В одном месте доктор Уотсон подводит своеобразный итог своим наблюдениям за перевоплощениями Шерлока Холмса.

"Он скрылся в спальне, и через несколько минут ко мне вышел симпатичный простоватый священник в широкополой черной шляпе, мешковатых брюках, с белым галстуком. Такую приятную улыбку и общее выражение благожелательного любопытства мог воспроизвести, пожалуй, только Джон Хейр. И дело не в том, что Холмс переменил костюм. Выражение его лица, манеры, даже душа, казалось, менялись при каждой новой роли, которую ему приходилось играть. Когда он стал специалистом по криминалистике, сцена потеряла прекрасного актера, а наука - тонкого мыслителя" ("Скандал в Богемии").