Шерлок Холмс и десять негритят - [9]

Он схватил бутылку виски, наполнив бокалы себе и Марлоу.

Но тут приоткрыл глаза задремавший было за столом Ниро Вульф.

— Арчи, кажется, я вновь проголодался, — сказал он, любовно поглаживая свой живот. — Передай мне вон то блюдо. Нет, не то, а это… И это тоже давай. И вина налей. Фу, да не того. Лучше джин с тоником. Вон там с краю лежит мой сандвич. Захвати его.

На сандвиче Гудвин сломался.

— Боюсь, сэр, ваш обед будет длиться вечно!

Взгляд Вульфа оторвался от поросенка, являвшего собой застывшее в свинской ухмылке рыло на горке начисто обглоданных костей, и перешел на компаньона.

— Если ты перенервничал, сходи в кино.

— Не хочу, настроения нет. И к тому же здесь нет кино.

— Тогда сядь и ешь. Мне нравится слушать, как ты чавкаешь, потому что хоть в это время ты молчишь.

Чтобы не запустить в Вульфа стулом, Гудвин сунул руки глубоко в карманы брюк.

— Не хочу есть!

— А я вот на желудок не жалуюсь.

— Чертовски жаль.

— Заткнись! — рявкнул Вульф и начал вставать.

Гудвин поспешил пересесть на другой конец стола.

В гостиной появились Ватсон и Пуаро.

— Как мисс Марпл? — спросил Холмс.

— Я дал ей снотворное, — ответил доктор. — Она заснула, как дитя.

— Надеюсь, вы не воспользовались ее беспомощностью? — съязвил Марлоу.

Ватсон вспыхнул, не найдясь, что сказать. Зато не растерялся Эркюль Пуаро. Подскочив к Марлоу, он отвесил ему оглушительную оплеуху. В окнах замка зазвенели стекла.

— Не бейте меня, я застрахован, — криво усмехнулся частный детектив.

Пуаро так и застыл с раскрытым ртом и рукой на повторном замахе, а Марлоу, воспользовавшись его замешательством, прихватил со стола бутылку виски и пристроился в кресле у камина.

В этот момент Ниро Вульф наконец встал. В своей пухлой руке он удерживал бокал с портвейном.

— Дамы и господа! — торжественно провозгласил он, требовательно постучав по графину вилкой с нанизанными на нее двумя кусками бекона. — Предлагаю тост. Кто-то, быть может, скажет, что самые лучшие цветы на земле — это женщины, старики и дети… Кто-то скажет: кошки, кактусы или еще какую-нибудь глупость… А я отвечу: че-пу-ха! Абсурд! Ибо нет на свете ничего прекраснее моих орхидей. Это настоящее чудо природы. Вот комиссар Каттани знает… Я рассказал ему про тройное скрещивание, и он был поражен до слез. Цена моим орхидеям — все золото мира. Эх, да что там говорить… За мои орхидеи! — и он опрокинул в себя бокал.

Очевидно, портвейн попал ему не в то горло. Перед глазами у Вульфа вдруг быстро-быстро забегали золотые пауки, суетливо мельтеша своими мохнатыми лапками.

— Фу!

Вульф поперхнулся и свалился на стол прямо к блюду с поросенком.

Со стороны могло показаться, что он просто решил чмокнуть поросенка в закоптившийся пяточек. Только поцелуй этот отчего-то с каждой секундой все больше затягивался.

Между тем все выпили за орхидеи Вульфа, но не спешили следовать его примеру — бросаться всем телом на стол.

Возникла неловкая пауза.

Первым почувствовал неладное Шерлок Холмс.

— Ватсон, кажется, нашему другу не по себе. Сделайте ему промывание желудка.

— По-моему, здесь произошло убийство, — робко обронил отец Браун и перекрестился.

— Раз! — громко произнес Пуаро.

— В добрый час, — пробормотал Дюпен.

Мегрэ с нарочитой многозначительностью достал записную книжку и поставил жирный крестик.

«Труп для этой публики — все равно, что для меня тарелка тушеной капусты», — подумал Марлоу.

Доктор Ватсон взялся за запястье Ниро Вульфа.

— Боже мой, он мертв!

— Я же говорил ему, что он совершенно не следит за своей диетой, — сокрушенно закачал головой Гудвин.

— Жизнь коротка, искусство вечно, — заметил Марлоу, допивая из горлышка бутылку. — Все там будем, господа, или я съем свою шляпу.

Наконец и до Жюва дошло.

— Он мертв?! — вскричал инспектор. — Кто мертв? Вульф мертв?! В самом деле? Вы хотите сказать, что Ниро Вульф мертв?!

Мегрэ стал заполнять комнату дымом.

— Се ля ви, как говорят французы. Инспектор Жюв, вопросы здесь задаю я.

Мегрэ оглядел присутствующих. Вид у них был жалкий, потерянный.

Мегрэ извлек из кармана часы на цепочке, и, открыв крышку, с любовью вгляделся в фото мадам Мегрэ, заменявшее ему циферблат.

— Предлагаю установить время убийства, господа, — промолвил комиссар, вдохновленный божественным профилем своей супруги. — Который сейчас час?

— Судя по каминным часам, сейчас четверть одиннадцатого, — весомо произнес Холмс.

— Господа, а у меня украли песочные часы, — поведал вдруг Огюст Дюпен.

— Стыдитесь, месье Дюпен, — оборвал его Мегрэ. — На ваших глазах у человека украли жизнь, а вы рассуждаете о каких-то дешевых часах. У меня самого всего два часа назад сломалась моя новая трубка, но я уже успел об этом забыть. И думал, что навсегда. А теперь вы так некстати напомнили… — Мегрэ не на шутку расстроился.

— У вас же этих трубок целая коллекция, — стала утешать его Делла Стрит, придержав невольно всколыхнувшиеся груди, с покоившимися меж них останками драгоценной трубки Мегрэ.

— Все равно ведь жалко, мадемуазель.

Мегрэ ссутулился. Взгляд его стал необычайно тяжел даже для такого грузного человека.

— Надо установить, имел ли труп женщин, — пробурчал он.

— Труп не может иметь женщин, — заметил Холмс, попыхивая своей трубкой. — Это аксиома, сэр.