Шепот на ветру - [31]
Насколько влияют на наше мышление пережитки мышления наших предшественников? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим следующий пример. Представим себе некоторые понятия досократовского времени о природе мира. Анимизм, пронизывающий всю конструкцию греческой мысли, предполагает такой мир, где все предметы склонны по своей природе вести себя так, как они себя ведут – мир, в котором желания, цели, намерения не ограничиваются живыми существами, и тем более людьми; мир, в котором эти свойства присущи всем предметам, прошедшим через фильтры системы f>1: назовем это эпистемологией анимизма. Мышление послефрейдовской эпохи называет этот процесс проекцией: это навязывание человеческих свойств неодушевленному миру. Вряд ли можно сомневаться, что этот своеобразный способ восприятия мира все еще жив, и даже в наше время действует во многих случаях, о чем свидетельствует следующее письмо в редакцию Сайенс Ньюс:
«Не надо удивляться, что анимизм популярен среди умудренных опытом взрослых любой культуры, в том числе и нашей… Человек, борющийся с пожаром, при виде пылающего здания, охваченной огнем прерии, леса или нефтеперегонного завода, не имеет ни времени, ни возможности развить трехмерную конечную модель для предсказания будущей эволюции огня. Намного эффективнее моделировать огонь как голодного зверя, которого можно остановить, лишив его «пищи» или «воздуха».
Анимизм – это первое прибежище любого человека, столкнувшегося со слишком сложной ситуацией или со слишком большим числом переменных, чтобы можно было моделировать происходящее более «рационально». Когда дело подходит к развязке, умудренные опытом взрослые пользуются лучшим мысленным подходом, какой могут придумать, не заботясь о том, одобряют ли его теологи, психологи или философы».
Чарли Мейзи
Голдн Вэли, Аризона
Письмо в редакцию.
Сайенс Ньюс, том 156, № 6, 7 августа, 1999 года.
Замечания Чарлза Мейзи превосходно соответствуют духу основной деятельности НЛП>мод. Он утверждает, что эта анимистическая эпистемология полезна в особых контекстах, где требуется реакция на подавляюще сложные явления в условиях ограниченного времени, когда от нашего решения зависит катастрофа или успех, даже жизнь или смерть.
Эпистемология греков менялась, но самая известная ее форма была предложена Аристотелем. Это мировоззрение резко противоречит эпистемологиям, сложившимся после Декарта. Так качается тяжелый исторический маятник философии.
В мир средневековой Европы пришло новое мировоззрение, столь же общее и преобладающее, каким было только что описанное мировоззрение греков: это была метафора машины. С этой новой точки зрения, не только неодушевленные предметы, но и значительные части живой природы были лишены тех психических свойств, какие им приписывали греки, и были сведены к простым механизмам без малейшей психической деятельности. Животные представлялись автоматами, внутреннее устройство которых описывалось наподобие сложного часового механизма. Люди были весьма увлечены сооружением машин, напоминавших животных – этот образ как будто отражает дух времени.
Поучительным символом этой эпохи, продолжающейся до наших дней, является Декарт. Декарт был философ и математик, живший в эпоху, в которой преобладали религиозные интересы и влияния. Он очевидным образом стремился выделить человека, и особенно отличить его от машин. Он пришел к решению, чрезвычайно вредному в повседневной жизни. Он утверждал, что мы состоим из двух частей: духа и тела. Тело представлялось ему механической системой, весьма напоминающей автомат, тогда как дух был, конечно, чем-то совсем другим. По-видимому, эта дихотомия в значительной степени определила характер философского рассуждения, каким оно было с тех пор, и каким оно осталось до наших дней. Поскольку нас расщепили на части, то возникла особая проблема – как соединить эти две «отдельных» части человека.
Декарт провел линию, разделившую единое целое – человеческое существо – на две части, и тем самым создал проблему, каким образом эти две разделенные части могут воздействовать друг на друга. Этот вопрос весьма занимал с тех пор философов, а также доставил занятие множеству врачей, призванных избавить нас от некоторых последствий первородного греха Декарта – его расщепления человека на дух и тело.
Влияние 20-го столетия
Читатель должен отдавать себе отчет в том, что в любом обзоре исторического развития – ищет ли нынешний исследователь поддержки своих предшественников, или критикует в отрицательном смысле некоторую историческую эпоху – всегда имеется тенденция оценивать эту работу отдаленного прошлого в терминах принятых в наше время представлений и текущей практики, разумеется, с вытекающими отсюда преимуществами. Такие интеллектуальные набеги из настоящего в прошлое почти всегда отдают самодовольством, сознательным или нет.
В нынешнюю эпоху значительную часть происходящего диалога можно понять лишь принимая во внимание, что обсуждение происходит в контексте реакции на весьма влиятельную форму эпистемологии, называемую логическим позитивизмом.
