Шепот блуждающих песков - [15]

Однако сиятельные в один голос заверили, что, дескать, к ночи мы обязательно доберемся. Ну а главного реализатора этого «доберемся» – ездового ящера – эти умники почему-то не спросили, а стоило бы.

До плато Раздора к закату мы так и не доехали. Застряли мы аккурат у подножия. Хантер заявил, что в сумерках взбираться вверх, да еще и на ящере, – значит свернуть себе шею качественно и наверняка. Оттого решили заночевать в предгорье. Благо мы наткнулись на ручеек, русло которого было не шире ладони.

На ночлег устраивались основательно. Ящер долго крутился, словно вытаптывал себе гнездо, и наконец улегся. Супружник достал из своего баула огненный камень и водрузил на него котелок с намерением приготовить что-нибудь горячее, призрак на манер флагштока поднялся над нами и обозрел окрестности. Я же размяла закаменевшую поясницу. Пока пыталась вернуть нижней части спины чувствительность, нет-нет да краем глаза косила на багровый камень – редкий и весьма ценный предмет, который мог позволить себе далеко не каждый. Он раскалялся за считаные минуты, не дымил, согревал и дарил свет, как костер, но не требовал дани в виде дров, торфа или кизяка. А еще никогда не подводил и исправно работал, даже будучи брошенным в прорубь. Вот только «камнем» его лишь называли. На деле это была здоровенная прямоугольная каменная шкатулка с залитыми свинцом швами, внутри которой находились сложный механизм и магический аккумулятор.

Хантер придирчиво рассматривал содержимое мешочка. Долго, пристально, как будто улику изучал. Потом высыпал на ладонь горсть зерна, в котором отметились крупяные вошки, и, скривившись, вернул его в недра котомки. Лорд стихий уже начал стягивать веревку, когда рассеянно глянул на меня. Остановился.

– Тэсс, – начал он с сомнением. – А ты вообще умеешь готовить?

Ну, сиятельный… Умудрился задать вопрос, оскорбительный как для благородной леди, так и для кухарки. Правда, если высокородная, скривившись, бросит сквозь зубы: «Конечно же нет!» (и правда, утруждать холеные ручки готовкой – нонсенс), то повелительница половников и сковородок оскорбится до глубины души. А как иначе – ведь усомнились в ее профессиональных навыках.

Впрочем, я не была ни той, ни другой, поэтому лишь уточнила:

– Смотря что.

– Кашу. Обычную кашу, – протянул блондин и всучил мне в руки котомку. Пока я подыскивала подходящий ответ, Хантер решил закрепить успех и высказать свои гастрономические пожелания: – И желательно, чтобы она не напоминала клейстер.

– Не переживай, милый супруг, твой фирменный рецепт повторять не буду, – я ткнула пальцем в небо, но по тому, как скривился лорд, поняла: таки попала! Мне в мужья достался тот еще кулинар.

Пришлось оказывать помощь этому безрукому: я перебрала крупу, закинула ее в котел, посолила и начала помешивать.

Когда каша разварилась как следует, Хантер напоминал влюбленного, изнывающего под окнами дамы своего сердца. Он нарезал круги, гипнотизируя ложку, помешивавшую варево, вздыхал на жестокосердную меня, не позволявшую воссоединиться двум половинкам, и томился от нетерпения.

Наконец добравшись до еды, сиятельный начал активно орудовать ложкой, но делал это, к моей черной зависти, не теряя изящества, словно был на приеме.

Отужинав, мы залегли спать. Уже проваливаясь в объятия дремы, я почувствовала, как чьи-то руки заботливо поправляют плед и подтыкают края, чтоб я не замерзла. Ночи в предгорьях, как и в песках, – отнюдь не жаркие. А вот пробуждение оказалось не столь приятным и радостным – от холодка лезвия, приставленного к моему горлу.

Открыв глаза, я убедилась, что Хантер находится не в лучшем положении: с ятаганом у груди и связанными руками.

Те, кто выступил в качестве будильника, устроив нам столь оригинальный подъем, не были похожи ни на бандитов, ни на кочевников. Для первых – слишком чисты и опрятны (драные локти сюртуков, грязные ботинки – не в счет), да и лиц косынками не закрывали, для вторых – чересчур странно одеты (ни тебе чалмы, венчающей чело, ни халата, а все больше изыски моды Альбиона, где царствуют дамские корсеты и мужские пиджаки). В общем, крайне странные типы, с оружием, неуместно смотрящимся в их руках. Как будто карабины и ятаганы они выменяли у местных, а то и вовсе подобрали на помойке. Родной нож или рукоять любимого револьвера так в ладони не лежат.

Скосив взгляд на одно из лезвий, которым основательно подзакусила ржавчина, я все больше склонялась ко второму варианту. Такой сталью тяжело резать плоть. Да что резать, даже пилить – и то проблематично. Тем не менее парень, больше всего напоминавший столичного студиозуса, гордо тыкал этой железякой в грудь Хантера. Трое его коллег по разбойничьему цеху бдели рядом. Один – громила с кулаками, напоминавшими кузнечные молоты, и рукояткой ножа, торчавшей из голенища сапога, второй – пижонистого вида хмырь в очках с красными стеклами, в цилиндре и при карабине, а третий, вернее, третья – девица разбитного вида. Она-то и жаждала пошинковать мою шейку на манер молочного кабачка.

Муженек почему-то не особо проникся грозящей нам участью.

– Говори, куда ты, паскуда, дел кулон! – фальцетом взвизгнул пацан, чуть вдавив острие в грудь сиятельного.