Шелковый путь - [8]

Все было готово для приема послов и гостей. Оглядев еще раз всех пристальным взглядом, правитель опустил широкие ладони на колени. Служанка мигом уловила этот знак, послушно вышла, выскользнула, чтобы передать приглашение во дворец для прибывших со всех сторон света почтенных гостей.

3

И вновь неслышно растворилась фигурная чугунная дверь, и из-за нее показался маленький сухой старичок с тюбетейкой на голове. Это был тот самый ученый визирь, который встретился правителю и поэту на лестнице. Непомерно огромную чалму он снял в знак временных перемен в его службе. Визирь засеменил, дошел до середины зала, слегка поклонился и надтреснутым старческим голосом объявил:

— Посол Урусов Добромир Грязной из Новогорода желает предстать перед солнцеликим владыкой!

Иланчик Кадырхан чуть скривил губы, удивленно посмотрел на визиря. Вот уж поистине много чудес на белом свете! Каких только имен и кличек не бывает!

— Как ты сказал? Повтори!

— Добромир Грязной из города урусов Новгорода, мой повелитель.

— Добромир из племени урусов, обитающих в северных озерах и топях… — пояснил по-своему Исмаил.

Теперь повелитель понял. Однако он насторожился, когда вошел и поклонился ему голубоглазый остроносый тонкогубый рыжеватый юноша с худым и нежным лицом. Но все шло по правилам. Посол обменялся с ханом принятыми словами вежливости. Повелитель уставился на посла в упор, но тот стойко выдержал взгляд. И снова удивился Кадырхан: так обычно смотрят капризные, уверенные в себе красавицы. Да и голос у посла чистый, высокий, похожий на звон серебряных монет, когда их пересыпаешь с ладони на ладонь. Исмаил стал переводить его слова, и вдруг голубоглазый посол посадника-уруса заговорил на чистейшем кипчакском наречии. Правитель и переводчик растерянно переглянулись. Оказывается, посол произносил на своем языке только приветственную речь, а о деле предпочел говорить по-кипчакски. Ничуть не смутившись, Добромир Грязной все говорил и говорил. Увлекшись, снял соболью шапку, положил себе на колени, и тут все увидели, что у посла урусов длинные волосы, заплетенные в косы. Кадырхан передернулся, будто холодный сквозняк продул его насквозь.

— О грозный владыка безбрежных степей! Я не нуждаюсь в толмаче. С малых лет рос среди булгар и выучился речению кипчакскому. Я посол сына Новгородского посадника Довмонта-Никона Темного. Посадник Довмонт самолично снарядил меня в путь и приказал: «Поговори с высоким ханом, что властвует над степью, ознакомься с народом. Можно ли будет нашим торговым людям ездить сюда?» Меня сопровождают два служителя от нашей веры.

— Добро пожаловать! Для тех, кто честен душой и добр сердцем, у нас всегда открыты ворота. Передай своему господину посаднику Дауы-молу[17] — сказал Иланчик Кадырхан. — Мы не желаем ни смуты, ни вражды. Да продлятся мир и благодать на земле!

Мысли правителя были, однако, совсем о другом. «Почему у посла косы? Может быть, это баба, переодетая мужчиной? И лицо нежное, тонкое, и взгляд жадный, так и лезет в душу иноверец…» Правитель вздохнул, помянул про себя всевышнего.

— Вот грамота посадника Довмонта!

Посол Добромир вытащил из-за пазухи свиток, дотронулся до него губами, сделал поклон и, развернув желтоватую бумагу с крупными непонятными буквами, начал громко читать:

— Посадник земли Новгородской Довмонт передает Иланчику-посаднику в дар берблуда…

Кадырхан понял так: владыка живущих на севере Урусов отправил своего посла к хану кипчаков с благим намерением. В знак дружеского расположения посылает дар — верблюда. Хочет жить в мире и дружбе, как подобает добрым соседям.

Что ж, да будет так. Только… проделал посол многомесячный путь, а пригнал одного верблюда. Как это понять? У кипчаков этому добру числа нет. Сколько верблюдов одичало у них из-за того, что присматривать за ними некому. Неужто у урусов ничего другого не нашлось? А может, Дауы-молу — посаднику задиристому хотелось над ним посмеяться? Странно, странно… Кадырхан уставился в одну точку, размышляя. Глубокие морщины изрезали его лоб, однако он старался не подавать виду, что чем-то озадачен.

Посол отчего-то вдруг заерзал: то ли не по себе ему стало под тяжелым взглядом правителя, то ли остался недоволен собой — кто знает. Он сделал жест, означающий: «Я сказал все», легко поднялся, собираясь покинуть дворец. Перевязав грамоту шелковым шнурком, он протянул ее почтительно хану, коса при этом движении упала на грудь. Правитель взял грамоту, прислонил к трону — знак согласия и мира. Потом, хлопнув в ладони, подозвал к себе старика визиря.

— Посаднику Дауы-молу и Добромиру, рожденному в озерах и топях, подари косяк отборных коней, а в знак нашего благоволения дай заговоренную саблю с надписью из Корана. Еще пошли ему провожатого до города Сыганак. Пусть вернется на родину довольный и облагодетельствованный. — Подумав немного, правитель добавил: — А верблюда, дар урусов, передай дворцовому верблюжатнику. Пусть войдет в тело…

Все понявший Добромир вспыхнул от благодарности, лицом просиял. Легко согнувшись в поклоне и плавно поведя рукой, он вышел. За ним, пятясь, потянулись епископы.