Шел снег - [49]

Сидя возле бесполезной повозки, Виалату плакал, не стыдясь своих слез.

— Вставай! — приказала директриса.

— Надеюсь, мы не станем тащить повозку?

— Мы возьмем с собой, что сможем, и пойдем дальше.

— А что с ним? Оставим воронам? — спросил Виалату, кивнув в сторону бывшего партнера.

Орнелла и Катрин сидели в коляске и были свидетелями убийства и потери лошади, но у них уже не осталось сил, чтобы плакать, думать или ужасаться. По команде Авроры они увязали в узлы меховую одежду, засунув в них то, что считали необходимым и не очень тяжелым. Они отбросили сценические костюмы и платья, но взяли шапки, шали и свечи.

Уменьшившаяся труппа продолжила путь вслед за отрядом тиральеров, которые прощупывали дорогу перед собой шомполами ружей, опасаясь угодить в занесенные снегом глубокие рытвины. Почти рядом с дорогой вокруг потухшего бивачного костра неподвижно сидела группа замерзших солдат. Виалату подошел, чтобы обшарить их сумки, но нашел лишь мороженую картофелину, которую незаметно сунул себе в карман, надеясь сгрызть тайком от компании.

Небо было жемчужно-серым, ели — черными, а земля под снегом — ослепительно белой. А с вершины холма за происходящим на дороге безучастно наблюдали вооруженные до зубов донские казаки в высоких каракулевых шапках.

Барон Фен был доволен, что пригласил семью Сотэ в свою служебную карету. Торговец знал эти края и мог без компаса ориентироваться на местности, что позволяло надеяться на успех в поиске штаб-квартиры императора. Толстяк тщательно осматривал стволы деревьев; сторона с более темной корой была обращена на север. Благодаря находчивости коммерсанта, которому простили ворчливый характер, они без особых затруднений нашли разоренную усадьбу, в которой остановился император. Находясь в нескольких дневных переходах от Смоленска с его полными складами, сама мысль о которых поднимала у всех настроение, Наполеон ждал подхода свежих армейских частей, а также новостей из Парижа. Продовольственный обоз из Смоленска добрался до арьергарда маршала Нея, о чем тот и доложил императору.

В печи горели распиленные на дрова бильярдный стол и лира — единственные деревянные предметы, которая нашлись в доме. Оставаясь один, император не переставал сердиться. Себастьян знал, что плохих новостей поступало больше, чем хороших. Прочитав сообщения, император надолго погружался в раздумья. Его тревожило не только то, что части арьергарда сдавали позиции и отступали под натиском русских, что принц Евгений при форсировании реки потерял артиллерию, но еще и то, что из Парижа поступило тревожное известие о попытке реставрации республики.

Две недели назад генерал Сент-Сюльпис бежал из больницы, где он содержался на положении арестованного. Воспользовавшись поддельными документами, он освободил сообщников. Заговорщики блокировали здания полиции и генерального штаба и пустили слух о смерти императора. В своей постели был арестован министр полиции Савари. Затем для нового правительства заговорщики потребовали от префекта Парижа зал заседаний в городской ратуше. Они были близки к успеху, столичный гарнизон едва не дрогнул. Император не мог в это поверить. С удрученным видом он раз за разом перечитывал послание из Парижа. «Они поверили, что я мертв, и растерялись, — думал он. — Сент-Сюльпис рецидивист, сумасшедший! Но как же так? Трое неизвестных могут распустить любую сплетню, которую никто не удосуживается проверить, и захватить власть? А если бы они попытались восстановить Бурбонов? Кто подумал о присяге Римскому королю? Кто подумал об императорской династии? Раньше кричали „Король умер, да здравствует король!“ На сей раз — ничего. Вот что может произойти, если слишком долго отсутствовать. Все держится на мне, на мне одном. Неужели все, что я сделал, будет забыто людьми?» Он ждал прибытия других эстафет и без конца спрашивал о них Коленкура и Бертье. Себастьян и барон не отходили от своих дорожных пюпитров, но император так и не продиктовал им ни строчки. Он барабанил пальцами по подлокотнику кресла, нюхал табак и отказывался идти спать.

На смену утреннему туману с изморозью пришел сильный мороз. Решение было принято: хватит зря тратить время, надо добираться до Смоленска и там восстанавливать силы.

— Сапоги! — лаконично приказал император.

По этой команде прислуга, секретари и офицеры засуетились во всех помещениях особняка, продуваемого злыми ветрами. Себастьян и барон не стали паковать вещи, предоставив это заботам других служащих. Император неподвижно сидел в кресле. Дворецкий принес ему чашку кофе, а мамелюк Рустам подбежал с навощенными сапогами. Он опустился на колени перед протянувшим ему ногу Наполеоном и стал натягивать первый сапог, но тут же получил сильный удар ногой в грудь. Рустам повалился на спину и озадаченно уставился на хозяина.

— Вот как мне прислуживают! — в ярости воскликнул император. — Разве ты не видишь, кретин, что надеваешь левый сапог на правую ногу? Ты ничем не лучше тех презренных трусов в Париже, что дали обмануть себя сбежавшему из тюрьмы сумасшедшему!

Мысли о неудавшемся заговоре Сент-Сюльпис а неотступно преследовали его. Как отнесется Европа к этой нелепой авантюре? Какой сделает вывод? Отныне империя была во власти горстки экстремистов. И от этого Наполеон испытывал глубокое разочарование и боль.