Шёл разведчик по войне - [33]

В июле, когда немцы подходили к Урицку, ушла с другими рабочими станции Лигово и жителями Урицка в Ленинград. Шли пешком и не напрямую, а вдоль залива, там дорога была безопасней. Поселили её на Балтийском вокзале в вагоне, а работать направили по своей специальности, стрелочницей на Броневую.

Миша Олю на Броневой не застал, уже неделя как её отправили в Купчино на рытьё противотанковых рвов.

«Ох, голова — дырка, — укорил себя Миша. — Шёл ведь через Купчино, мог бы посмотреть. Да кабы знать…»

И через рвы эти проходил. Немец с самолёта тогда листовки разбрасывал.

«Ленинградские дамочки,

Не ройте ямочки.

Придут наши таночки,

Зароют ваши ямочки».

Самих мы вас, подонков, зароем! Вместе с вашими танками. Скоро зароем. Никуда вы от нас не уйдёте!

Жалко, что не застал Ольгу, да ничего не поделаешь, всего не предусмотришь. Попил для бодрости кипяточку на стрелочном посту и пошёл дальше.

— Ты бы с ребятами поиграл, на лыжах покатался, с трамплина попрыгал, — даже не посоветовал, скорее призвал Юлерми возвратясь из конюшни, куда отнёс починенный хомут. — А то сидишь целыми днями дома.

— А нет, ничего, я не хочу.

Не станешь же ему объяснять: такова, мол, отработанная линия поведения.

— А то соседи про меня скажут, что держу тебя хуже батрака, целыми днями работать заставляю и даже погулять не выпускаю.

— Если скажут, ответь им: гуляю я и так больше, чем мне хочется. Я не по гулянью, я по дому соскучился.

Хоть и заготовленным был этот ответ, но искренним.

Юлерми неуклюже охватил мальчика и засунул его голову себе под мышку. Такое вот сочувственное объятие у него получилось.

А в конце недели пришла обиженная, если не сказать оскорблённая Ирма

— Хуоти, смотрю, совсем занятой стал. То всегда сам останавливается, поговорит, а вчера и сегодня тоже, только поздоровался, некогда, мол, в другой раз поговорим. Сказал только, что скоро корову запускают и с понедельника молока не будет.

Может быть от услуг Хуоти отказались? Возможно, но мало вероятно. Тем более, старик в доме наискосок активничать во дворе перестал и появляется там не чаше, чем требует того зимний обиход.

Похоже, наступает его время. Микко выждал ещё пару деньков, присматриваясь. Никакого особого внимания к себе не заметил.

Пора.

Численность финского гарнизона, расположение постов, режим охраны в самой деревне он уже установил. Что — то видел из усадьбы Юлерми, что — то отметил пока по делам, по своей ли инициативе или с поручениями Юлерми ходил к односельчанам. Теперь главное заглянуть на южный склон и окрестности обследовать.

Но в одиночку рискованно. Взрослые как смотрят: если ватага ребячья бежит, значит играют или без дела болтаются, один мальчишка идёт — значит по делу. Сразу вопрос: куда? зачем? по какому делу? Подозрение может быть. Нужно либо самому подобрать трёх — четырёх ребят побойчее, но попокладистее, чтобы вместе и по деревне и за деревню. Но на это надо время. И заметно будет потом, после завершения операции, когда начнётся расследование, что он организовал группу. Так что лучше пристать к уже сложившейся. Микко стал присматриваться к деревенским мальчишеским компаниям подбирая, какая станет лучшей для него «прикрышкой» — прикрытием.

Вилхо Лаутанен. Заядлый лыжник, много времени проводит на улице. Уходит и за деревню. Это плюс. Но любит бегать на перегонки и на длинные дистанции. На бегу же, запыхавшись не много увидишь. И бегает он где лыжня подлиннее, а не там, где Микко нужно.

Витька Регонен. Легко увлекается новыми идеями, но быстро остывает, потому мало предсказуемый. И не очень часто гуляет — отец хочет, чтобы Витька стал музыкантом, и тот часами пилит дома на баяне. А тут нужен человек более или менее управляемый. Есть ещё один, Еса Каллио… но хотя ребята его любят, однако инициатив его не признают. И болтлив он, будто не карел, а… а… Однако не подобрал, не вспомнил Микко нацию, все представители которой говорят слишком много. И не важно, много говорящие люди любой нации его всегда утомляли.

Ему же нужен человек, который мог быть вожаком, и, в тоже время, к его, Микко, мнению прислушивался.

Остановился на Айно Хокконине, общительном и доброжелательном мальчишке, чем — то походившем на Шурку Никконена из Раухумаа.

Выждав когда Айно выбежал из дому на лыжах, Микко присоединился к нему. Вскоре и другие ребята подошли. Покатались со склона, попрыгали с «трамплика», маленького трамплина устроенного ребятами в переулке, от главной улицы к подножию. Интересно, но маловат трамплин. Как ни старайся, больше метра не пролетишь. Попробовали нарастить высоту стола отрыва, но нет настоящего разгона. Пробовали разбегаться с палками. Немного лучше, но всё равно мало.

Выбрав момент, когда оказались вдвоем с Айно и рядом не было других ребят, Микко предложил.

— Хорошо бы от сарая разбег сделать. Или даже…

— Во! А что если с крыши сарая, — перехватил идею Айно и загорелся ею. — Если оттуда разгоняться, да сам трамплин повыше сделать — через улицу перелетать будем. А вначале будем прыгать с сарая на сугроб! У, сила! Два трамплина по одной лыжне. Ребята! Что я придумал! Идите сюда!

Предложение всем понравилось и сразу же принялись за дело. Кто утрамбовывал и накатывал лыжню на разгоне — на сарае и вниз от сарая до дороги. Кто из комьев снега взятых с дорожного отвала сооружал новый стол отрыва. Микко, Витька и Еса принялись «рубить приземление» — подниматься «лесенкой» врубаясь ребром лыжи в склон, чтобы взрыхлить для устойчивости лыж место приземления прыгунов.