Шехерезада - [155]
— Наплевать на сказочницу. У меня семья.
— Слушай меня, — быстро, настойчиво прошептал Юсуф, низко пригнувшись за насыпью и пристально глядя на отводившего глаза Касыма. — Если веришь в пророчество, то там ясно сказано, что Шехерезада вернется живой.
— И с ней только один из семи.
— Это вовсе не значит, будто остальные погибнут.
— Если мы втроем спасем ее, кто уцелеет?
У Юсуфа не нашлось прямого ответа.
— Если ты в самом деле считаешь, будто шестерым из семи суждено умереть, — сказал он вместо того, — то должен идти с нами, поскольку в живых останется лишь последний спасатель.
Касым по-настоящему растерялся. Посмотрел на страшную башню, на равнодушную луну, оглянулся на Юсуфа.
— Ты сумасшедший, — заключил он. — Вы оба. Собираетесь атаковать этот храм?
— Придется.
— Это самоубийство.
— Если верить пророчеству, то самоубийство — отказ от атаки.
В воображении Касыма мелькал лед, речные суда, Басра. В сущности, довольно скромные картины внезапно представились самым ценным сокровищем, о каком только может мечтать благоразумный мужчина.
— Я воспользуюсь выпавшим шансом, — объявил он, полностью отказавшись от воинской славы, вдохновенно отстаивая свою собственную эгоистическую идеологию. Воинственно посмотрел на Юсуфа и высокомерно сказал: — У меня есть сын. Семья.
— Ты не можешь уйти, — возразил Юсуф, озабоченный практическими соображениями — армия лишится третьего бойца, причем самого близкого лично ему. Он уже двадцать лет неразлучен с Касымом и, несмотря на события последних дней, до сих пор его считает своим вожаком, капитаном, без которого не представляет будущего. Лишиться его — все равно что потерять оставшуюся руку.
— Я ничьих приказаний не исполняю, — категорически заявил Касым, пустив в вора прощальный выстрел, продиктованный вновь обретенным чувством свободы, хотя тут же сообразил, что если Юсуф уцелеет, получит награду, то, может быть, станет очень богатым — настолько, что не стоит с ним ссориться. Поэтому прокашлялся.
— Ты… береги себя, — тихо добавил он, многозначительно косясь на Исхака. — Сам знаешь, что надо делать. Может быть, мы с тобой еще встретимся. На реке. Но у меня семья.
Вот и все. Он медленно набрал в грудь воздуху и, пока никто больше не успел возразить, направился в сторону Басры, растаяв во тьме.
Глава 41
— Он совсем близко, Хамид. Я его видела.
Из дворца Хранителя ковров Халис вылетел на ковре-самолете, повиновавшемся его командам, как хорошо обученный и послушный конь. Он поднялся над облаками и с огромной скоростью понесся к древнему городу Вавилону, и птицы небесные образовали навес над его головой, укрывая от палящего солнца. Халис улыбнулся и вновь воздал честь и хвалу старику заклинателю, который, видно, отдал своим питомцам указание за ним присматривать, и восхитился щедростью праведника.
На полпути к башне лежала огромная базальтовая глыба со стершимися львиными чертами, за которой они укрылись, стараясь отдышаться. Юсуф осторожно выглянул из-за угла. Гигантский храм ярко освещала луна, двери напоминали широко открытые рты. Земля перед ними была усыпана плотным ковром из фаянсовых черепков, осколков глазурованных кирпичей. Никаких признаков охраны.
— Тихонько, — предупредил он Исхака, указывая вперед.
— Я не дурак, обиделся тот, и они вдвоем — самая что ни на есть неподходящая пара — вынырнули из-за статуи, пригнулись, зашмыгали по изрытой земле, по разбитым известняковым плитам главного церемониального пути, по которому некогда проносили богов.
Никогда еще они не чувствовали себя столь беззащитными, как в те минуты на хрустких камнях в лунном свете. Однако никто на них не нападал, не слышалось криков тревоги. Успешно, без всяких происшествий дошли до подножия храма, где Исхак молча прочел молитву Аллаху Великодушному.
Посмотрели наверх на темный зиккурат, вырисовывавшийся на фоне бледневших звезд, бегущих облаков. Западный фасад длиной почти в стадий, укрепленный мощными контрфорсами, был пробит дырами, в которых хрипло свистел ветер. И тут не было никакой стражи. Вообще не было никаких признаков жизни. Никаких следов Шехерезады.
Юсуф посмотрел на Исхака, а тот не взглянул на него. Поэт ошибся хуже, чем с Ктесифоном — гораздо ужасней. Впрочем, Юсуф смирился. Больше нет выбора.
И вдруг сверху донесся звук. Вор напряженно прислушался.
Это не ветер. Стон.
Исхак обернулся, крепко стиснул рукоять меча, давая понять, что у него нет сомнений.
Снова стон.
Юсуф глубоко вздохнул.
Шехерезада.
Халис, прикрываемый птицами, покинул пустыню, окунулся во влажный воздух над суввадом, проследовал по течению могучего полноводного Тигра с быстроходными судами.
Он летел в дымке тумана между величественными куполами и минаретами застывшего города из белых облаков.
Древняя кирпичная кладка держалась на прочном цементе, но за тысячелетия дождь просочился в стены, они угрожающе разбухли, кое-где покосились, развалились. Извечно опасные пандусы были засыпаны выпавшими кирпичами, покрылись глубокими эрозийными трещинами и провалами.
Впереди Юсуф тенью скользил вдоль стен. Оба старались по возможности держаться восточной стороны, где было темнее, но не столь ловкий Исхак уже близко к вершине обрушил небольшую каменную лавину.
