Шеф-повар Александр Красовский - [27]

Пешком идти не хотелось, поэтому попросил Генку подбросить меня до вокзала, а оттуда уже пешком отправился в сторону дома. По дороге зашел в гастроном. Левые деньги буквально жгли карман, так их хотелось потратить. Последние дни шиковать было не на что. Поэтому приходилось экономить на всем. А сегодня, ради первого рабочего дня в новой профессии, можно устроить небольшой праздник.

В бакалейный отдел стояла длинная очередь. Под вечер в продажу выкинули индийский чай и, сейчас за ним нервно толпился народ, выкрикивая лозунг: «Больше двух пачек в руки не давать».

Выстояв очередь и получив две заветные пачки со слонами, я пошел затариваться дальше. Молочные продукты пока продавались без ограничения, перебои с маслом, насколько я помнил, начнутся года через два. Копченая колбаса, так же, как и докторская пока лежала навалом.

Когда авоська и бумажный пакет были полны, у меня еще оставалось четыре рубля из заработанных сегодня. Пришлось потратить и их, взяв бутылку армянского коньяка.

– Может, купить несколько ящиков и поставить в кладовку у мамы, – мелькнула мысль. – Пройдет всего двадцать лет и такого коньяка, не купишь ни за какие деньги. А ему за эти годы все равно ничего не сделается.

Оставив идею на потом, все равно денег на нее сейчас не было, я собрался на выход. Но тут со стороны мясного отдела раздались подозрительные шумы. Вместе со всеми покупателями я рванул в ту сторону. На огромной колоде, стоявшей за прилавком лохматый, здоровый мужик в грязно- синем халате ловко рубил мясо.

Пронырливые бабки уже разносили по организовавшейся очереди, что это не просто так выкинули мясо под вечер. Якобы, руководству гастронома стало известно о завтрашней проверке ОБХСС, вот они и избавляются от припрятанных продуктов.

Так это, или нет, меня мало интересовало, главное, что я купил пару килограмм отличной говядины, оставшись вообще без копейки.

– Сегодня у нас праздник, – громко сообщил я, заходя домой. – Пьем коньяк и закусываем стейками.

– А я, картошку пожарила, – растерянно сообщила Люда. – Думала, ты придешь голодный, уставший, и, кстати, я не знаю, что такое стейки.

– Действительно, по комнате витал соблазнительный запах зажаренной молодой картошки.

– Отлично, гарнир у нас уже имеется, а стейки мы пожарим за пять минут, заодно узнаешь, что это такое, – ответил я, ставя пакет и авоську на стол.

– Ой, Саша, что на тебя нашло? Наверно все деньги свои потратил! – воскликнула жена, разбирая покупки.

В ответ я насмешливо хмыкнул, быстро переоделся и приступил к готовке.

Через полчаса мы сидели за столом и за обе щеки уплетали, тающее во рту мясо, а я учил жену пить коньяк.

– Люд, ну, кто же так пьет благородный напиток? Это же не водка. Я же специально широкие фужеры поставил.

Взяв фужер, я плеснул в него на сантиметр янтарную жидкость и осторожно покрутил в руках, принюхиваясь к букету. Действительно, коньяк был хорош, и ведь в магазине его не выбирал, взял первый попавшийся. После коньяков будущего с их сивушным запахом, легкий ванильный аромат и с цитрусовой ноткой, казался божественной амброзией. Согрев бокал пару минут в ладонях, я отпил небольшой глоток и покатал его на языке… Люда, внимательно следившая за моими действиями, сморщила гримасу. Она явно не оценила мои старания.

– Отец у нас никогда коньяк не покупал, – сообщила она. – Говорил, что водка лучше.

Я в дискуссию о напитках влезать не стал. После второго фужера закрыл бутылку. Все же завтра снова рабочий день. Что же касается жены, то я энтузиазма не терял, научу, не только вкусно есть, но и вкусно пить.

Люда же переключилась со спиртоводочной темы на меня.

– Саша, ты не сердись, но у меня в разговоре с тобой иногда возникает ощущение, что беседую даже не с отцом, а дедом. Я заметила это еще, когда ты приехал ко мне после службы. Вот и сейчас опять начал доставать своим коньяком. И когда только успел стать такой занудой?

Про себя я подумал:

– А что бы ты хотела, Людочка? Три месяца в теле двадцатилетнего юнца слишком малый срок чтобы избавиться от старческого резонерства, а, возможно, я от него не избавлюсь никогда.

Решив все перевести в шутку, я засмеялся и спросил:

– А тебе разве эти изменения не нравятся?

– Жена подсела ближе, коснувшись моей ноги горячим бедром, и обняла за плечи.

– Как ни странно, нравятся, ты очень изменился, стал намного внимательней, ласковей. Но иногда, так хочется тебя стукнуть по башке чем-нибудь тяжелым, когда слишком много ворчишь! – закончила она свою короткую речь.

– Ну, раз так, то сегодня придется не говорить, а действовать, – сообщил я и полез рукой ей под юбку.

– Люда от неожиданности пискнула, но руку не убрала и после затяжного поцелуя мы плавно перебазировались из-за стола в кровать.

До конца августа никаких особых изменений в нашей жизни не происходило. Большую часть времени мы проводили на работе. Люда уже так не уставала, как в первые дни, понемногу она осваивалась в своем хирургическом кабинете, и, приходя домой вываливала на меня все новости, что узнала за день.

Я же, пользуясь благосклонностью завгара, старался прихватить больше рабочих смен. Машину, на которой мы ездили в первый день все же довели до ума. Правда, пришлось материально простимулировать слесарей. Зато теперь при моем появлении они в очередь кидались к машине и интересовались, чем могут помочь. Тем более, я в отличие от некоторых водителей на оплату не скупился.