Шедевр - [66]

Мы прилетели в Венецию из Парижа. Я вспомнила нашу разгульную вечеринку в баре на улице Фобур-Сент-Оноре, где мы сидели допоздна — с Гаем и Петриным «немцем» — и, среди прочего, обсуждали мою предстоящую продажу. Ближе к ночи наш разговор неизбежно коснулся последнего образа в моем списке.

— «Юдифь» Густава Климта? — изумленно спросил немец. — Нам всем должно быть страшно.

— Почему? — хихикая, спросила Петра, обнимая его за плечи.

— Мужчина, пойманный в ловушку роковой женщиной, всегда погибает, — ответил он, подмигивая Гаю и проводя рукой по горлу.

— Это всего лишь выдумка Климта, — парировал Гай, поднимая стакан с водкой. — Он был одержим сексом и смертью.

Я давно так не веселилась. Париж бодрил меня, помогая временно забыть о проблемах с Эйданом. К тому же было здорово находиться среди людей, которые знали о моем проекте. Это снимало напряжение, словно теперь я разделила с ними ответственность за конечный результат.

— Юдифь использовала свою женскую привлекательность для свержения Олоферна, — объяснила я, — но Климт ввел сексуальный подтекст, которого, согласно мифу, на самом деле не было.

Немец пытался сосредоточиться на моих словах, но выпитая водка уже начинала действовать.

— Значит, Юдифь — это просто мужская фантазия о том, на что способна женщина, доведенная до отчаяния? — спросил он.

— Абсолютно верно. — Теперь Гай посмотрел прямо на меня и медленно произнес: — Мужчины боятся признать, что женщина способна осознанно пойти на убийство. Гораздо удобнее считать, что Юдифь толкнула на это неудовлетворенная страсть.

— Мне кажется, что у Эстер и Юдифи есть что-то общее, — сказал немец. У него уже заплетался язык.

Прежде чем я смогла выступить в свою защиту, мне на помощь пришла Петра.

— Может быть, Эстер и приходится рисковать, — убежденно проговорила моя подруга, — но она не обезглавливает своих врагов.

— Нет, — уверенно возразил немец. — Я имею в виду, что обе они — Джоконды.

Гай не сдержал смеха.

— Но это правда. — Немец сделал внушительный глоток из стакана. — Мона Лиза — это архетип роковой женщины.

— Никогда не думала, что я сама являюсь героиней мифа, — ответила я.

Я размышляла о мифической Юдифи и ее поступке, пока мы плыли к ней. Пятеро из семи моих героинь были реальными женщинами: Кристина, Изабелла, Мари, Викторина и Фрэнсис. Остальные две воплощали традиционные представления мужчин о женском начале: Мария, символизирующая непорочность, и грешница Юдифь.

Я хотела, чтобы проект прошел полный круг. Климт перенес действие сказания, изложенного в Ветхом Завете, в двадцатый век, интерпретировав историю так, чтобы она соответствовала особенностям его времени. Он был австрийским диссидентом, жил и творил в двадцатом веке, и его произведения одержимы эротизмом; даже в его пейзажах сквозит женская чувственность. Картины Климта пользовались успехом в знакомой с учением Фрейда Вене. Образ роковой женщины завоевал много поклонников, но некоторые слои венского общества были оскорблены картиной, особенно это касается евреев из среднего класса.

Ветхий Завет повествует о Юдифи, молодой еврейке, вдове из Ветилуи — израильского города, осаждаемого вавилонской армией. Когда Юдифь услышала, что старейшины города намерены сдаться Олоферну, деспотичному вавилонскому полководцу, она решила спасти свой город. Юдифь нарядилась, надела редкостные драгоценности и пошла во вражеский лагерь, чтобы предложить себя в качестве наложницы. Несколько дней спустя «жаждущий близости» Олоферн пригласил ее в свой шатер. На счастье Юдифи, он «выпил больше вина, чем когда-либо пил со дня своего рождения» и быстро уснул, не успев и дотронуться до нее. Тогда Юдифь схватила турецкую саблю Олоферна и двумя ударами отрубила ему голову. Потом позвала свою служанку, положила голову в мешок и вернулась в Ветилую, где призвала израильтян вывесить трофей на стену города. Вскоре после этого вавилоняне убежали. Юдифь заявила, что действовала по велению Бога. В оригинальном тексте нет никаких упоминаний о том, что убийство доставило ей удовольствие, не говоря уже о сексуальном удовлетворении.

Климт изображал Юдифь дважды, первый раз в 1901 году, затем в 1909.

В первой картине, как и в более поздней версии, содержится сексуальный подтекст, но не хватает убедительности. Моделью послужила современница Климта, венская натурщица и, возможно, муза художника, Анна Бар-Милденберг. Характерно, что художник украсил картину золотой листвой, соединив плоское изображение с трехмерным пространством, чтобы создать своеобразную связь между традиционным искусством и современным. Шею Юдифи украшает модное и дорогое золотое колье-«ошейник», она с отсутствующим видом держит в руке голову Олоферна; веки женщины полуопущены, губы приоткрыты, выражая чувственный экстаз.

Во второй интерпретации Климта Юдифь выглядит более воинственно и излучает мощную сексуальную энергию, что оскорбило венских евреев-буржуа и настроило их против художника. На самом деле картину часто называют «Саломея», обвиняя художника в том, что он спутал два мифа и непреднамеренно опорочил имя Юдифи. Но Климт знал, кого он рисовал и почему. Он не стремился понравиться толпе; как Уистлер и Мане, художник свято верил в искусство ради искусства. Я не могла дождаться, когда увижу эту картину.