Шедевр - [6]
— Может, Джеймс и сохранит никель на память, — с готовностью согласилась Элен. — Мальчишки хранят всякие дурацкие вещи! Взять хоть твою коллекцию кнопок. Вот скажи, для чего они тебе?
— Как для чего? Это же оружие! — возразил Марвин.
Элен смеялась так, что не удержалась на краю коробочки и свалилась на спину, дрыгая всеми шестью ножками.
— Марвин, помоги! Переверни меня!
Но Марвин и внимания не обратил. Он подлез под никель, напряг спинку и выбросил монетку из сундука с сокровищами. Поставил ее на ребро и выкатил через дырочку в стене в темноту под мойкой.
— Марвин! — кричала Элен вдогонку. — Вернись!
Путешествие по погруженной во тьму квартире до комнаты Джеймса оказалось нелегким. По гладкому плиточному полу монетка катилась относительно легко, но на пороге Марвину пришлось попыхтеть. К тому же повсюду таилась опасность. Остерегаться надо было не только бродящих в ночи Помпадеев, но и ловушек — забытой жвачки, обрывка клейкой ленты на полу, голодной мыши. Мышь, конечно, была страшнее всего.
Марвин добрался наконец до спальни Джеймса, но тут ему пришлось присесть на минуту, чтобы перевести дух. Фонарь за окном лил в комнату тусклый свет. В голубоватом сумраке Марвин различил силуэт спящего под одеялом мальчика, услышал его ровное дыхание.
Марвин вспомнил сегодняшний праздник. Доволен ли Джеймс? Гостей никак не назовешь его друзьями. Подарки неинтересные — какие-то электронные игры да пара модных тряпок. Миссис Помпадей даже в день рождения сына думала только о себе и излишне суетилась. Да и даже отец Джеймса, который вообще-то Марвину очень нравился, не смог выбрать подарок, чтобы действительно порадовать сына.
Марвин поглядел на потертую монету. Разве сумеет никель, даже никель с бизоном, перевесить все остальное? Наверно, нет.
Марвину сделалось невыносимо грустно. День рождения — особенный праздник, самый лучший день в году. День, когда надо радоваться, что ты появился на свет! Нет, у Джеймса день рождения явно не удался.
Марвин выкатил монетку на заметное место посреди пола, подальше от края ковра. Тут Джеймс ее точно увидит. Марвин в последний раз окинул взглядом темную комнату.
И тут он заметил пузырек с чернилами. Он стоял высоко на письменном столе и, кажется, был открыт.
Движимый любопытством, Марвин прополз через комнату и быстро вскарабкался на стол. Джеймс расстелил на столе газету и выложил два или три листа бумаги, из тех, что принес отец. На одном листке Джеймс пробовал перо — начеркал какие-то каракули и написал свое имя. Ручка, аккуратно завинченная, лежала рядом, но пузырек он закрыть забыл, и чернила посверкивали в слабом свете уличного фонаря.
Сам не зная зачем, Марвин подполз к перевернутой крышечке и обмакнул обе передние лапки в лужицу чернил на дне. На задних, не испачканных, добрался до чистого листа бумаги. Взглянул на ночную улицу: невысокий дом, облицованный коричневым камнем, — такие в Нью-Йорке называют «браунстоунами» — ряд темных окон, запорошенная снегом крыша, фонарь, голые кружевные ветки одинокого дерева. Мягко, осторожно, сосредоточенно он опустил передние ножки и начал рисовать.
Чернила гладко стекали с лапок на бумажный лист. Хотя он никогда ничего подобного не делал, все казалось совершенно естественным, единственно возможным. Он посматривал наверх, внимательно вглядывался в детали и переносил их на бумагу. Словно лапки всю жизнь ждали этих чернил, этого листка, этого фонаря за окном. Марвин пришел в неописуемый восторг.
Он рисовал и рисовал, потеряв счет времени. Сновал взад и вперед между крышечкой с чернилами и листом бумаги. Аккуратно обмакивал передние лапки в черные чернила, стараясь не посадить кляксу и не испортить уже нарисованное. Картина постепенно обретала форму. На бумаге возникало сложное переплетение линий и завитков. Вблизи рисунок казался просто узором, но стоило Марвину отступить назад, как рисунок обернулся точным изображением вида за окном, в мельчайших деталях переданной копией зимнего городского пейзажа.
Освещение начало меняться. Небо из черного стало темно-синим, потом серым. Фонарь погас. Город просыпался. По улице, гудя и грохоча, проехала мусорная машина. Джеймс зашевелился под одеялом. Марвин, надеясь все-таки закончить работу, пока мальчик не проснулся, еще быстрее забегал между бумагой и крышечкой. Чернил, кстати сказать, уже почти не оставалось. Наконец он замер и обвел взглядом свою маленькую картину.
Она была закончена.
Она была прекрасна.
Она была умопомрачительна.
Сердце Марвина переполнялось радостью. Никогда в жизни у него не получалось ничего столь красивого и значительного. Он обтер перепачканные чернилами передние лапки о газету и спрятался за настольной лампой. Он раздувался от гордости, он дрожал, предвкушая, что будет, и тут Джеймс откинул одеяло.
Мальчик слез с кровати и протер глаза. Стоя посреди комнаты, неуверенно огляделся, выпрямился, его глаза блеснули — он заметил никель.
— Ну и ну! — прошептал он, нагнулся и подобрал монетку.
Ай да Джеймс, подумал Марвин. Нечего было волноваться, что он пропустит подарок.
— Интересно, — Джеймс улыбнулся и повертел никель на ладони. — Откуда ты взялся?
