Щорс - [64]

— «Самостийность» и помещичья кабала, — продолжал он, протирая носовым платком очки, — для громадного большинства украинского народа стали синонимами.

Потому Советская Армия, помогающая сбросить начисто эту кабалу и, по существу, сознательно, ни в чем не посягающая на самобытность Украины, встречает радушный прием со стороны ее крестьянских масс.

Им, непосредственным работникам по восстановлению здесь Советской власти, нужно быть чуткими, лояльными. Петлюровская пропаганда во все колокола звонит о «самостийности», ратует за «самобытность Украины», тем самым вносит в мысли трудящихся вредные идеи, колебания.

Разговор перекинулся на политику Петлюры и Винниченко. Начдив Локатош выразил удивление по поводу того, как они умудряются находить еще поддержку в среде трудового народа.

— Какого народа! — предупредительно поднял палец его сосед, член Реввоенсовета фронта Щаденко.

Николай знал, Локатош и Щаденко оба «царичане», в конце ноября, не то в декабре они появились у них целой группой вместе с бывшим командующим 10-й армией Ворошиловым. Из их разговоров, Ворошилов отошел якобы от военных дел и сейчас в составе Временного украинского правительства.

После ужина вернулись в штабную комнату. Прикуривая от лампы, Щаденко обнаружил ленту. Николай готов был сгореть. Помнит, сам засунул ее в ящик стола. Пройдоха этот Гофман подсунул высокому начальству не без умысла.

— Владимир Александрович, читайте! — Щаденко выставил над головой широкую алую ленту с текстом, написанным белыми масляными буквами: «За храбрость товарищу Щорсу от товарищей красноармейцев 8-й роты 12 января 1919 г.». — Во! Бойцы награждают своих командиров… Знаете, знаменательно. У нас в Царицыне такое считалось высокой наградой. Иван Семенович, подтверди.

Локатош возился с портсигаром, не ответил. Антонов-Овсеенко, ощупывая тонкими длинными пальцами прохладный шелк, мягко усмехался:

— Да, награда. Двенадцатое. За Чернигов, выходит.

Не хотелось Николаю поднимать разговор, но вызвал Щаденко — поинтересовался жизнью бригады.

— Хвалиться нечем, товарищ член Реввоенсовета.

— Обмундирование?

— На то жаловаться не намерен. Утром сами посмотрите.

— А что? — повернул голову Антонов-Овсеенко.

— Неуютно чувствую себя в качестве командира бригады. Бригада на бумаге. Фактически два самостоятельных полка. Тут в Броварах нас свела боевая обстановка. Нет штаба бригады, нет политорганов.

— Думается, товарищ Щорс, — комфронта перевел взгляд на Локатоша, — это временное явление, период организационного роста. Так, Иван Семенович?

— Да, да, — закивал начдив.

Николай умолчал о своем «временном» назначении на бригаду и об изъятии наименований полков.

Днем в Бровары прибыла из Киева делегация от подпольного комитета. Петлюровские войска эвакуируются; опасаются, сечевики могут учинить погром. Комфронта дал свое согласие к выступлению. Утром 5 февраля богунцы и таращанцы начали входить в оставленный город. В тот же день командование Украинского фронта послало представление о награждении 1-го Украинского советского полка, на что был незамедлительно дан ответ:

«Постановлением Временного украинского правительства от 7 февраля Богунскому и Таращанскому полкам за геройски-доблестные действия против врагов рабочих и крестьян вручаются Почетные Красные знамена. Командирам названных полков тов. Щорсу и тов. Боженко за умелое руководство и поддержание революционной дисциплины во вверенных им частях вручается почетное золотое оружие. Богунскому и Таращанскому полкам сохраняется их наименование».

Локатош был назначен начальником гарнизона Киева, Щорс — комендантом.

Войска входили в Киев. Февральское солнце радовало, слепило; потеплевший ветер трепал флаги, далеко разносил звуки духового оркестра. Киевляне вышли на улицы. От Подола, пристанища бедноты, народ шел сплошной стеной. На Крещатике — Царской площади — состоялся митинг. С балкона думы, увитого кумачом, кромсал кулаком ростепельный воздух Андрей Бубнов. Прибыл в город он раньше войск, еще ночью, своими хожеными путями; тотчас вывел из подполья исполком Совета. Сиплый от волнения и важности момента голос его не доставал края площади, забитой до отказа. Разгоряченный, после речи обнимал тут же на балконе Боженко и Щорса.

Не имел еще пристанища, крыши над головой, а комендантские обязанности уже навалились на Николая. Обступили у здания думы какие-то гражданские и военные, тыча бумажки, на кои нужны немедленно печать и подпись коменданта города.

В этот же день горластые мальчишки размахивали на всех перекрестках свежей газетой «Киевский коммунист», изнудившейся в долгом подполье. На самом видном месте — приказы от имени Временного Советского правительства Украины.

Приказ № 1

Объявляется гражданам г. Киева, что вся власть в Киеве принадлежит исполнительному комитету Совета рабочих депутатов. Органы прежней власти упраздняются. Все приказы и постановления исполкома беспрекословно должны исполняться.

Виновные в неисполнении таковых подлежат суду военно-революционного трибунала.

Приказ № 2

Г. Киев объявляется на осадном положении. Хождение по городу разрешается до 7 час. вечера. Предлагаем гражданам сдать все имеющееся оружие, бинокли, военное снаряжение и т. п. коменданту города в 24 часа. Виновные в неисполнении данного распоряжения подлежат суду военно-революционного трибунала.