Щит Найнавы - [2]

Орселлин, когда услышала это, даже голову в плечи втянула, ей казалось, что с неба вот-вот ударит молния и испепелит богохульниц. Но ее подружки только весело смеялись, а громче всех хохотала беленькая Эвиель, ее лучшая подруга. Эвиель всегда смеется над преподобным Фэйном, передразнивает его походку и то, как он размахивает руками, говоря с амвона. А еще она так здорово копирует его гнусавый северный акцент, что все, кто это слышит, хватаются за животики от смеха. В такие минуты Орселлин чувствовала, что завидует Эвиель – она такая красивая, такая остроумная, такая свободная, и все мальчишки в Крам-Динаре влюблены в нее по уши. С подругой ей повезло. Из-за Эвиель парни тянутся и к Орселлин, хотя невеста она незавидная – сирота, бесприданница, пусть и хорошенькая. Сын кузнеца Дуалла Рейнс все время говорит ей, что она самая красивая девушка в деревне, даже красивее Эвиель. Когда Орселлин слышит это, ей всегда бывает смешно. Рейнс просто врун, говорит так, потому что хочет ей понравиться. Эвиель особенная, таких подруг у нее больше нет. Вот только жаль, что они скоро расстанутся – отец Эвиель, Йорам-плотник, купил дом в предместье Карании и уже готовится к переезду. В Карании, говорят, жизнь сытнее и богаче, чем в их краях…

Орселлин вздохнула и, торопливо пробежав по влажной после ночной грозы траве, полезла в воду. Она была обжигающе-холодной, но в такой жаркий день нет ничего приятнее купания в лесном озере. Немного привыкнув к холоду, Орселлин окунулась с головой, вынырнула с радостным писком, сделала несколько гребков к середине озера и легла на спину, глядя в небо. Вокруг нее на воде вспыхивали солнечные блики, а небо казалось синим-пресиним – таким же, как глаза самой Орселлин. Гроза будто очистила его, углубила, насытила эту бездонную лазурь. Вода ласкала ее тело мягкими прикосновениями, похожими на касание детских пальчиков. Как здорово, что у нее есть это озеро, такое чудесное и такое ласковое! И как хорошо, что она может приходить сюда хоть каждый день. Конечно, ее подружки знают, куда она ходит купаться. И Рейнс знает. Ей бы очень хотелось как-нибудь прийти сюда с Рейнсом. Она не раз говорила ему об этом месте. Но ему всегда некогда, он помогает отцу в кузнице. А девушки предпочитают купаться в лимане, где вода теплее, и где можно как бы невзначай продемонстрировать парням свою красоту. Наверное, девушки считают ее странной. Ну и пусть считают.

Орселлин вылезла из воды только когда почувствовала, что основательно замерзла. Выжала мокрые волосы, села на песок, охватив ладонями колени. Ей нравилось сидеть нагой на берегу, чувствовать теплый ветер на покрытой капельками коже, ощущать согревающее прикосновение солнца. Подсохнув, Орселлин набросила свою выцветшую полотняную тунику, надела сандалии. А потом развернула прихваченный из дома узелок и стала ждать, глядя в воду.

Рыбки появились очень скоро – целая стайка. Серебристые, изящные и суетливые. Орселлин крошила краюху хлеба, бросала крошки в воду, с улыбкой наблюдая, как жадно рыбки хватают угощение. А потом появилась крупная рыбина с темными полосами на боках и начала выхватывать размокший хлеб у мелочи.

– Ну вот, появился большой дурак! – недовольно сказала Орселлин. – Тебя-то и не хватало.

Обращенный на нее внимательный взгляд она ощутила внезапно, порывисто обернулась, от испуга и неожиданности выронив в воду хлеб.

Всадник. На отличном гнедом коне и в черных лаковых доспехах, в круглом шлеме с изображением головы гарпии на маковке. Лицо всадника закрывал шелковый лиловый шарф, так что можно было видеть только глаза, глубокие, темные, загадочно поблескивающие.

– Лесная нимфа, – сказал он на чистейшем айджтан. – Хорошенькая.

Орселлин растерянно наблюдала, как из-за деревьев показалось еще полтора десятка всадников, в точности похожие на первого. В лаковых доспехах, с замотанными шарфами лицами. И все они пристально смотрели на нее. Ей почему-то стало страшно. Она не слышала, как подъехали эти воины – ни топота копыт, ни звяканья сбруи.

– И как зовут нимфу, живущую у лесного озера? – спросил все тот же всадник.

– Орселлин, господин, – девушка присела в реверансе, хотя сделала это не только из вежливости, у нее начали дрожать ноги. – Орселлин из Крам-Динара, господин.

– Из Крам-Динара! – Всадник усмехнулся, и его смех показался Орселлин недобрым. – Значит, так называлась эта деревня. Превосходно. Что ты здесь делаешь, Орселлин из Крам-Динара?

– Купаюсь, господин, – Орселлин попыталась улыбнуться. – И рыбок кормлю.

– Очень трогательно. И сама ты как рыбка – мокрая, душистая! И рыбака твоего поблизости не видно.

Орселлин невольно втянула голову в плечи, в голосе неизвестного воина было что-то, что испугало ее еще больше.

– Я… Только хотела искупаться, господин, – пролепетала она, отступая к воде. – Только искупаться хотела.

– Девушки-айджи любят купаться, – сказал всадник и бросил что-то своим товарищам на неизвестном Орселлин языке. Она могла поклясться, что никогда не слышала этого языка. – Поэтому их кожа такая белая. Как у утопленников.

– Господин! – Орселлин чувствовала, что ее колени начали дрожать от страха. – Я… я боюсь!