Щит - [17]

Когда мажордом закончил извиняться за поведение Магды и сложился в куртуазном поклоне, я скучающе посмотрела в окно и лениво произнесла:

— Завтрак подайте в кабинет… эдак к часу горлицы… К полудню пригласите ко мне куафера… А к часу оленя[38] заложите карету — мне надо съездить в лавку к мэтру Лауну, чтобы примерить и забрать заказанное платье.

Первые два требования мажордом воспринял, как полагается. А третье заставило его напрячься:

— Я могу послать за ним кого-нибудь из слуг…

Я изумленно изогнула бровь и поинтересовалась:

— По-вашему, они смогут его примерить?

— Н-нет, но…

— Тогда заложите карету и обеспечьте мне достойную охрану.

В бочку с водой я все-таки полезла. И не потому, что перестала считать себя гард’эйтом Крома. Просто в какой-то момент я вдруг поняла, что думаю совсем не о том: человек, отдавший сердце, — не овца, бездумно следующая навстречу смерти, а воин, обязанный защищать своего майягарда от невзгод! Значит, вместо того, чтобы отказывать себе в бытовых мелочах, я должна сосредоточиться на решении единственно важного вопроса: на вызволении Крома из тюрьмы. А для этого надо выглядеть безупречно.

Опустившись в воду, я закрыла глаза, дождалась, пока Магда начнет мыть мне волосы, и погрузилась в раздумья:

«Итак, чтобы вытащить Крома, мне нужно добиться аудиенции у короля Неддара. Причем не абы когда, а сразу после того, как подчиненные графа Грасса подтвердят факт захвата Атерна вассалами Иора Варлана: тогда Латирдан будет чувствовать передо мной вину и не сможет проигнорировать мою просьбу. Кроме того, для того, чтобы он меня услышал, мне каким-то образом надо будет доказать свою нормальность. А значит, раздобыть доказательства того, что Кром меня действительно спасал. Следовательно, прежде чем ехать во дворец, надо узнать, нет ли известий из Атерна, каким-то образом заставить графа Грасса отправить голубей в Меллор, чтобы сотрудники Тайной службы подтвердили факт убийства Серых…»

Додумать мысль до конца мне не дали — справа тихонько скрипнула дверь, и до меня донесся звонкий девичий голосок:

— Ваша милость! Десятник Арвазд из рода Усмаров просит вас уделить ему несколько минут.

— Он — хейсар? — торопливо смыв с лица мыльный корень, уточнила я.

— Да, ваша милость!

— Проводи его в гостиную. И передай, что я скоро буду.

Все время, пока меня одевали, я кусала губы от нетерпения и молила бога о том, чтобы он дал мне возможность переговорить с этим самым Арваздом до возвращения графа Рендалла. Естественно, молила не Вседержителя, а Бастарза, ибо Бог-Отец ни за что не стал бы помогать кому бы то ни было вытаскивать из тюрьмы слугу Двуликого.

Что интересно, к Богу-Отцу я обращалась без всякого внутреннего сопротивления. Ибо уважала его еще с того времени, как услышала легенду о его сватовстве к Эйдилии[39] и великодушии, проявленном им к своему более удачливому, но менее сильному сопернику.

Бог-Воин явно смотрел на меня, ибо ниспослал ожидающему меня хейсару достаточно терпения, чтобы меня дождаться.

Когда я переступила порог гостиной, горец стоял у окна и смотрел вдаль. А услышав шуршание моего платья, неторопливо повернулся, пристально посмотрел мне в глаза и склонил голову в приветствии:

— Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, ашиара! Я — десятник Арвазд из рода Усмаров.

— Силы твоей деснице и остроты твоему взгляду, — ответила я. — Я — баронесса Мэйнария из Атерна.

— У нас говорят «остроты взору», — поправил меня он. — Но сути пожелания это не меняет. Особенно если говорящий вкладывает в эти слова душу.

Мне было не до тонкостей обмена приветствиями, но, вспомнив рассказы отца о весьма своеобразном отношении хейсаров к беседе, я заставила себя не торопиться и утвердительно кивнула:

— Когда я ем — я ем. Когда я… э-э-э… вышиваю — я вышиваю…

Вообще-то хейсарская притча о разговоре мастера Меча со своим учеником должна была звучать иначе — вместо вышивания мастер говорил о бое. Но воином я не была, значит, говорить, что вкладываю душу в каждый удар клинка, не могла.

Пока десятник, сообразивший, что я имела в виду, размышлял над тем, как строить беседу дальше, я прошла к одному из кресел, стоящих напротив камина, опустилась на бархатное сиденье и предложила Арвазду располагаться напротив.

Горец отказываться и не подумал — уселся на указанное место с таким видом, как будто всю жизнь сидел в присутствии дворян!

Я удивления не показала. Зато Магда, так и оставшаяся стоять у двери, возмущенно поджала губы и нахмурилась.

«Выставить бы ее в коридор! — угрюмо подумала я. — Да не пойдет — побоится гнева графа Грасса…»

— Ашиара, я — старший сын увея[40] Бастарза. Хочу поговорить о данной тобой клятве…

«…и о моем сумасшествии…» — мысленно добавила я, нервно постучала ногтями по подлокотникам и заставила себя успокоиться:

— Спрашивай.

— Ты бы не могла повторить мне слова, сказанные Богу-Воину?

— Кром по прозвищу Меченый — мой майягард. Да забудет про меня Снежный Барс[41], если я лгу.

— А когда ты отворила свою кровь? До того, как это сказала, или после?

— До… — ответила я, без колебаний задрала левый рукав и показала ему подживающую царапину.