Щит дьявола - [40]

Вода проникла в рот лейтенанта. Он отчаянно попытался сделать вдох, но вместо воздуха его легкие наполнила вода. Он попытался вывернуться, вырываясь, как сумасшедший. Но крепкие руки гауптшарфюрера Шульце стиснули его, точно тиски. Перед глазами Вертхайма разверзлась зияющая черная бездна. Но в тот самый момент, когда он почувствовал, что окончательно захлебнется, хватка чуть ослабла, и ему позволили приподнять голову над урезом воды. После этого американский офицер повалился кулем на пол, выплевывая смешанную с кровью воду прямо на кафельные плитки пола. Его сердце стучало, словно паровой молот.

— Ты желаешь ответить сейчас на мои вопросы, еврей? — В бок лейтенанта Вертхайма вновь врезался сапог. Но он больше не чувствовал боли — он ощущал лишь огромное облегчение из-за возможности дышать снова.

— Это бесполезно, бригадефюрер, — проронил фон Доденбург. Даже лейтенант Вертхайм, лежащий в луже кровавой рвоты на полу, ощутил отвращение и ужас, прозвучавшие в его голосе. — Он не сломается, а времени становится все меньше. Оставьте его.

— Он сломается, фон Доденбург, не беспокойтесь. В конце концов все они ломаются. Шульце, устрой ему снова ванну — но на этот раз пусть сеанс будет чуть подольше.

Пленника вновь окунули головой в воду. Из его рта вырвались пузырьки воздуха, легкие опять начали быстро заполняться водой. Вертхайм начал бешено извиваться, стараясь вырваться из железных объятий своих палачей; затем разом и обмочился, и обкакался. Он знал, что скоро захлебнется. До его гибели остались считанные секунды. Уши заполнил какой-то странный гул. Скоро он умрет, скоро он умрет…

Эсэсовцы извлекли его из воды как раз вовремя — буквально за секунду до агонии. Он выплевывал смешанную с кровью водой и в промежутках между отчаянными вздохами, как заведенный, повторял:

— Я буду говорить… Я буду говорить… Пожалуйста, дайте мне рассказать вам всё…

Облокотившись о кафельную стену и с торжеством глядя на беспомощного пленника, генерал-майор полиции Доннер цинично расхохотался. Как он и предсказывал, в конце концов ломаются все…

— Наступление частей 1-й пехотной дивизии начнется в пять утра завтра утром, — хрипло прошептал Вертхайм. Его глаза были опущены.

— Где? — выдохнул генерал Доннер.

Лейтенант замялся с ответом. Куно фон Доденбург в волнении подался вперед.

— Где начнется наступление 1-й пехотной дивизии? — рявкнул Доннер.

Вертхайм сглотнул комок, неожиданно появившийся у него в горле.

— В районе Ферлаутенхайде, — прошептал он так тихо, что его палачам пришлось наклонить к нему головы, чтобы расслышать, что он говорит им. — Это рядом с…

— Мы знаем, где находится город Ферлаутенхайде, — нетерпеливо бросил генерал Доннер. — Но какова основная цель 1-й пехотной дивизии в ходе наступления?

Американский офицер, лицо которого уже начало заплывать синим и багровым цветом, облизал окровавленные губы, словно хотел побороть желание ответить Доннеру. Генерал приблизил к нему свое безобразное лицо. В единственном живом глазу бригадефюрера засветилась неприкрытая угроза.

Наконец Вертхайм прошептал:

— Голгофа.

— Что, что? — подал вперед Куно фон Доденбург.

— Голгофа. Или высота 239. То самое место, где вы захватили меня в плен.

Куно с видом триумфатора повернулся к Доннеру.

— Ну конечно же, совершенно очевидно, что главной целью их наступления является эта высота. Она же господствует над всей окружающей местностью! И если части 1-й пехотной дивизии соединятся в этом месте с частями 30-й пехотной дивизии, которая наступает из района Римбурга, то они сразу перережут все наши пути снабжения. Это означает, что тогда они попросту возьмут всех защитников Аахена за горло. Падение города станет лишь вопросом времени.

Фон Доденбург повернулся к Шварцу, который неподвижным взором уставился на изуродованное лицо пленника.

— Штурмбаннфюрер, срочно поднимите по тревоге роту наших панцергренадеров. Пусть они выдвигаются на высоту 239 и усилят те войска, которые сейчас находятся там. Танки же «Вотана» мы пока оставим в резерве.

Шварц вскочил и прищелкнул каблуками, как образцовый служака.

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер! — гаркнул он.

— Шульце, Матц может сидеть за рулем машины? — Куно повернулся к гамбуржцу. — Или его ранение в плечо слишком серьезно?

— Единственная вещь, которая может по-настоящему остановить Матца, господин штандартенфюрер, — произнес Шульце, довольный, что неприятные обязанности палача и пыточных дел мастера наконец-то закончились, — это бронебойный снаряд, если он попадет ему прямо в яйца.

Но фон Доденбург не был расположен шутить в эту минуту.

— Прекрасно. Тогда пойди и подготовь мой командирский танк. Мы отправимся на нем на высоту 239 вместе с ротой панцергренадеров. И проверь, чтобы танк был полностью укомплектован дымовыми гранатами и средствами постановки дымовой завесы. Я хочу — в случае, если американская пехота неожиданно окружит нас, — иметь возможность красиво удрать. Ты же видел, что сделала американская базука с нашим «кюбелем».

— Вам не стоит пугать меня всеми этими страшными подробностями, господин штандартенфюрер, — промолвил Шульце, в последний раз искоса посмотрев на мужчину, лицо которого он помог превратить в кровавое месиво. — Маленький сынок фрау Шульце отчаянно желает окончить эту войну целым и невредимым.