Щепка - [14]

– Ах как мило! – воскликнула она. – Нас покажут в новостях в шесть часов. Вот уж завтра на работе позубоскалят!

– Неужели я так плох?

– Прекрасно знаете, что я имею в виду.

– Не впадайте в панику, – сказал он. – Из любого положения всегда есть выход.

Они прошли мимо телевизионщика – тот направил на них камеру, при этом вскинул вверх руку.

Пересекли Пятую авеню. Пошли вдоль Девяностой улицы, мимо чугунного узорчатого забора, отгораживающего сад музея Купера-Хьюитта.

– Раньше в этом здании был дом ветеранов, основанный Эндрю Карнеги, – сказал он.

– Не знала этого, – заметила она, глядя на особняк из кирпича и камня. Архитектурный стиль а-ля Андреа Палладио...

– Это место поэтому называется Карнеги-Хилл. Когда он купил этот дом, здесь была ферма. Его сталелитейная компания позже стала знаменитой "Юнайтед Стейтс Стил". Я провел столько "стальных часов" на этой территории, что чувствую себя здесь, как дома. А вот в том доме жил Роберт Чемберс.

– Знакомое имя...

– А это тот сексуальный маньяк, что девочку в парке задушил...

– Какой ужас!

– У нас тут очень разные люди живут.

Они завернули за угол и вышли на Мэдисон-авеню.

– Прежнее телевидение, наверно, совсем не похоже на нынешнее, – сказала она. – Думаю, большая разница.

– И еще какая! – заметил он. – Раньше все делалось в прямом эфире. Ни видеозаписи, никаких пересъемок. Каждый показ – премьера. Неполадки, нехватка реквизита, но все живо, захватывающе. Актеры выкладывались на полную катушку. Декорации рисовали серой краской – где темнее, где светлее. Цветного телевидения тогда еще и в помине не было.

– Почему бы вам не написать мемуары? Или хотя бы надиктовать их на пленку? Ведь это же так интересно!..

– Мои мемуары? – он улыбнулся.

– Да, – сказала она. – Подумайте над этим. Вы знакомы с Хьюбертом Широм? Он живет в нашем доме, в квартире 9А.

Он покачал головой.

– Писатель, – сказала она, – хороший, причем. Пишет книгу про телевидение. Ему будет интересно поговорить с вами. Я вас познакомлю. Вы все-таки подумайте о том, чтобы что-то сделать самому. Уверена: книгу раскупят в момент. Можно основательно разработать тему, не хотите – пишите в развлекательном, легком жанре. Это вам определенно удастся. Что удобнее, за то и беритесь.

Он улыбнулся.

– Я подумаю над этим, – сказал он. – Кофе хотите? – кивнул в сторону кафе "Лачуга Джексона".

– Давайте в другой раз. Можно? – спросила она. – Мне еще нужно в банк зайти и вернуться на работу.

Они пересекли Девяносто первую улицу. Она сняла солнечные очки.

– Я рада, что встретила вас, – сказала, протягивая руку.

– Я тоже, – сказал он, пожимая ее. Улыбнулся.

– Подумайте о моем предложении. Я говорю это не из желания сделать комплимент.

– О'кей! Подумаю, – сказал он. Повернулся и зашагал. Потом вернулся: – Послушайте, я пошутил по поводу вашего акцента. Просто на днях зашел в швейцарскую и прочитал обратный адрес на конверте. Норрисы... Уичита...

Она улыбнулась:

– Спасибо, что сказали.

– Вы время не зря потратили – никакого акцента, даже намека. – Он улыбнулся ей и ушел.

Она надела очки, постояла, дожидаясь, когда можно будет перейти улицу. Приподнялась на носках, улыбаясь. Какое небо! Такое бирюзовое...

* * *

В среду на пресс-конференции она представляла три книги – обсуждался вопрос маркетинга. Представители, занимающиеся продажей, отобрали две, третью не одобрили, но и высказались не так резко, как ожидала она и другие из редакторского отдела.

После этого провела целый час у Сакса – купила красное платье из шелка и еще кое-что по мелочи из белья.

Вечером долго разговаривала по телефону. Сначала с Бобом, потом с Мэгги Хантер. Та позвонила из аэропорта "Кенеди". Летела в Лондон – оказалось достаточно времени между рейсами, чтобы в течение целого часа они вспоминали Сиракузы. Потом она брила ноги, слушая Клэр Блюм. Та читала последнюю часть "К маяку". Фелис, облизывая себя, совершала свой кошачий туалет.

Весь четверг она работала с женщиной из Ньюарка. Первая книга... Довольно остроумная научная фантастика. Страниц двести. Потом пошла на прием к "Уорнеру". Вечер был посвящен выходу в свет биографии Екатерины Великой. Наверху, в "Чайной комнате", все – без исключения – пили шампанское, закусывали блинами с икрой.

Подъехала на такси к дому, открыла дверь... Вспышки, микрофоны...

– Вы живете в этом доме? – кинулась к ней женщина.

– Знали вы Хьюберта Шира? – спросил мужчина.

– Вам известно, что этот дом называют Небоскребом ужасов? – Еще одна женщина.

Уолт, оттесняя их, вел ее к подъезду. "Эй, ты толкнул меня!"

"Вы видели, он меня толкнул?" – "Швейцар безмозглый!" – неслось им вслед.

Уолт, плотно приотворив дверь, поглядывал на них через стеклянную дверь.

– Шакалы! – сказал своим баритоном. – Что здесь было! Будто в зоопарке во время кормления зверей. Повезло вам, что припозднились.

– Хьюберт Шир?

Обернулся, взглянул на нее через очки. Кивнул. Отвел взгляд. Отступив, приоткрыл дверь, выпуская людей. Закрыл дверь.

– Что случилось? – спросила она.

Он вздохнул, снял очки. Посмотрел на нее. Карие его глаза повлажнели. Белый как мел...

– Упал в душевой кабине, – сказал он. – Нога-то у него была в гипсе. Ну и натянул на нее пластмассовый пакет, чтобы не намочить. Поскользнулся, упало, ударился головой...