Щедрый вечер - [47]
— Ты сперва отряхнись!
— Ой, стою перед вами неотряхнутый, как… Растерялся от индивидуальной радости. Извините. Вот спасибо, что приехали! У меня дома есть такая запеканочка, что и в Санкт — Петербурге при монархии не было. Хоть вы, натурально, не выпивоха, но от этого зелья никак не откажетесь. Я недалеко живу — не затрудните себя. Осчастливьте мой дом.
— А кто тебя из этого дома выпроваживал?
— Ох, вам бы персонально не спрашивать, а мне индивидуально не отвечать, потому что я не люблю наговаривать, — Юхрим умышленно повышает голос, чтобы и в хате слышали, какой он справедливый.
— Ты не горлань намеками, а говори полным словом!
— Могу, Василий Иванович, могу и полным, — и сразу понижает голос: — Ваш хваленый Себастьян персонально мной отворил свои двери. Вот какая у него первоначально элементная культура!
— Что?! Себастьян фининспектором двери раскрыл?
— Фининспектором! И не тет–а–тет, не один на один, а при людях! Вот такое он имеет финансовое соображение ума.
— А двери же целые остались?
— Не знаю, наверное, целые.
— О чем же вы не помирились?
— За сектора, Василий Иванович. Я, не жалея себя, натурально, защищаю государственный сектор, а Себастьян — индивидуальный.
— Да что ты мелешь?!
— Проверьте! Вот я здесь, а Себастьян в хате. Мы с вами на государственной работе в городе имеем кругозор, а он — пуповину, которая приросла к селу. А на чем держится село? На земле и на индивидуальной пуповине.
— А у тебя коллективная пуповина уже держится не села, а харчей из села?
— Вот и вы, натурально, обижаете своего фининспектора, насмешечки себе строите. А какая жизнь фининспектора в период нэпа и непереработанной мелкособственнической стихии? Хуже собачьей, потому что, беспокоясь о государственном рубле, он даже из–под гадюки должен вытянуть копейку!
— Ты смотри! Здорово сказано! — в голосе неизвестного послышалось удивление и сочувствие, а в хате все нахмурились.
— Кого это так разжалобливает мой пустослов? — становилась грустнее тетка Кристина.
— Председателя уездисполкома, — ответил дядька Стратон.
— Еще и ему забьет баки мой порученец. И как он умеет так прикидываться? — вслух удивляется женщина. — Он только дома становится самым собой, и то не всегда: даже передо мною, забывшись, еще иногда юлит, играет свои роли.
Все начинают смеяться, а в хату в клубах мороза входят председатель уездисполкома и Юхрим, лицо которого сейчас преисполнено уважения к начальству и уважения к своему лицу. Юхрим затворяет двери, украдкой смотрит, остались ли они целыми, и невольно вздыхает.
— Добрый вечер добрым людям, — простуженно здоровается молодой председатель, поднимает длинные ресницы, и на его темном лице хорошо выделяются серые, с сонным туманцем глаза. И какие глаза! Наверное, с мглистых купальских рассветов вбирали они тот сонный туманец, который выгибает ресницы, удивляет, смущает и радует человека. — Так это ты, Себастьян, отворяешь финансами двери?
— Как сказано! Как это сказано: отворяешь финансами двери, — подрастая, аж причмокнул Юхрим, выкруглил на коржастых щеках два больших угодливых нуля и поднял вверх указательный палец. — О!
— И на кого ты, безумный, окаешь? — тихонько спросила тетка Христя.
Юхрим, как гусь, выгнул шею, вытаращился на жену, зашипел, уменьшил на своем лице нули, но сразу же перестроился, улыбнулся и почтительно обратился к председателю:
— Познакомьтесь, Василий Иванович, — моя верная, благоверная и преданная половина.
— Не тю ли на тебя! — смутилась, застеснялась благоверная половина. — У моего на голове пошива седеет, а в голове майские жуки хурчат.
— Ничего себе характеристика! — повеселел председатель и нацелил на дядю Себастьяна ресницы. — Ты не скажешь, чего это от тебя так убегал человек, который чуть пяты не растерял?
— Наверно, спешил собрать свои обручи и клепки, — сразу же ответил председатель комбеда.
— Вот видите, как он разговаривает даже в чьем–то вышестоящем присутствии! А при вашем отсутствии он хотел побить меня тем кнутом, который с одного конца имеет музыку, а с другого — боль. Распоясался Себастьян, как натуральный анархист.
— Язык бриллиантовый, только слова — нитчатка, — спокойно отозвался малословный дядька Стратон.
— Нате и мои штаны в жлукто! — озлился Юхрим. — Они здесь все одной веревочкой связаны! А въелись в мою индивидуальность за то, что я по закону взымаю налоги, готовые деньги из тех кустарей, которые занимаются не делом, а безыдейной и подозрительной фантазией.
— Подожди, подожди! Что это за безыдейная и подозрительная фантазия появилась у кустарей? — Василий Иванович подбросил вверх черные косые стрелки бровей.
Тетка Христя умоляюще простерла руки к председателю уездисполкома:
— Да не верьте губе моего мужа, — она давно с правдой разминулась.
— Молчи, хворь моя! Тебе и кузнец ума не накует! — огрызнулся Юхрим.
— Весело вы здесь живете! — хмыкнул Василий Иванович и обратился к Юхриму: — Расскажи, как ты взымаешь из фантазии готовые деньги?
— Так, чтобы не разгулялась она! — и тыкнул пальцем на Демка Петровича. — Вот перед вами стоит тот индивидуум, что может, натурально, сделать из глины миску и горшок, рынку
В книгу вошли два произведения выдающихся украинских советских писателей Юрия Яновского (1902–1954) и Михайла Стельмаха (1912–1983). Роман «Всадники» посвящен событиям гражданской войны на Украине. В удостоенном Ленинской премии романе «Кровь людская — не водица» отражены сложные жизненные процессы украинской деревни в 20-е годы.
Автобиографическая повесть М. Стельмаха «Гуси-лебеди летят» изображает нелегкое детство мальчика Миши, у которого даже сапог не было, чтобы ходить на улицу. Но это не мешало ему чувствовать радость жизни, замечать красоту природы, быть хорошим и милосердным, уважать крестьянский труд. С большой любовью вспоминает писатель своих родных — отца-мать, деда, бабушку. Вспоминает и своих земляков — дядю Себастьяна, девушку Марьяну, девчушку Любу. Именно от них он получил первые уроки человечности, понимание прекрасного, способность к мечте, любовь к юмору и пронес их через всю жизнь.Произведение наполнено лиризмом, местами достигает поэтичного звучания.
В романе «Четыре брода» показана украинская деревня в предвоенные годы, когда шел сложный и трудный процесс перестройки ее на социалистических началах. Потом в жизнь ворвется война, и будет она самым суровым испытанием для всего советского народа. И хотя еще бушует война, но видится ее неминуемый финал — братья-близнецы Гримичи, их отец Лаврин, Данило Бондаренко, Оксана, Сагайдак, весь народ, поднявшийся на священную борьбу с чужеземцами, сломит врагов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман-хроника Михаила Стельмаха «Большая родня» повествует о больших социальных преобразованиях в жизни советского народа, о духовном росте советского человека — строителя нового социалистического общества. Роман передает ощущение масштабности событий сложного исторического периода — от завершения гражданской войны и до изгнания фашистских захватчиков с советской земли. Философские раздумья и романтическая окрыленностъ героя, живописные картины быта и пейзажи, написанные с тонким чувством природы, с любовью к родной земле, раскрывают глубокий идейно-художественный замысел писателя.
О коллективизации в гуцульском селе (Закарпатье) в 1947–1948-е годы. Крестьянам сложно сразу понять и принять коллективизацию, а тут еще куркульские банды и засады в лесах, бандиты запугивают и угрожают крестьянам расправой, если они станут колхозниками.
В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.