Шассе-Круазе - [26]

И покатились, как ручей по камням, счастливые влюбленные денечки. Недели. Месяцы. Оба по-своему сильные, яркие, самодостаточные, в их нежной любовной дуэли они возвели негласный принцип – ничто никогда не должно быть окончательным и определенным, кроме их любви, конечно. Они оба знали, что существуют только два способа прожить жизнь. Первый – будто чудес не существует. Второй – будто кругом одни чудеса. И, естественно, выбрали второй. И каждый стал главным чудом другого.

Карла порой пугала Лорина хаотичность, но он прекрасно понимал, что это только видимость, иначе она никогда бы не смогла достичь таких высот в своей работе и сделать головокружительную карьеру практически с нуля. Он смутно помнил ее на собеседовании, зато результат был ошеломляющий – из двенадцати клиентов девять открыто заявили, что хотят иметь дело исключительно с ней. Остальные трое владели только японским, которым не владела Лора. И на них приходилось на каждого по два сотрудника.

Лору же эта детская боязнь Карла хаоса только забавляла – сама она воспринимала его как естественный ход вещей. Она со всей серьезностью заявляла, что только дурак нуждается в порядке – гений овладевает хаосом, господствует над ним. По сравнению с Дэном Карл казался почти волшебником. У него был дар скрашивать все, к чему он прикасался, в том числе и Лорины будни. Он был изобретателен в мелочах, ненавязчиво заботлив и, главное, умел рассмешить Лору до коликов.

Дошло до того, что Лора поделилась с Карлом некоторыми Инициациями, называя их «волшебными снами» и уверяя в своей способности запоминать их в деталях. Самое сложное было найти соответствующие слова и образы, чтобы донести, не растеряв в них пережитые впечатления.

– Это похоже на марихуановые грезы, а может, кое-что и посильнее, – забеспокоился Карл.

– Не волнуйся, ни к какому наркотику я не притрагивалась ни разу в жизни. И это даже не принцип – обычная гигиена. Мне вполне достаточно пары бокалов шампанского.

К тому же Карл оказался неисправимым романтиком, что в Лорином окружении, да и вообще в сегодняшнем мире было абсолютной редкостью. Карл объяснялся ей в любви стихами французских поэтов, о которых Лора слыхом не слыхивала, писал настоящие письма, чернилами на красивой бумаге, которыми она зачитывалась.

Цитировал царя Соломона:

«В чем смысл жизни? Жизнь – это путь, цель и награда. Жизнь – это танец Любви. Ваше предназначение – расцвести. БЫТЬ – это великий дар миру. Ваша жизнь – история Вселенной. И поэтому жизнь прекраснее всех теорий. Относитесь к жизни, как к празднику, ибо жизнь ценна сама по себе. Жизнь состоит из настоящего. А смысл настоящего – быть в настоящем».

Карл уверял, что любит ее безумно, и умолял спасти ему жизнь взаимностью. И Лора таяла, таяла в его умелых объятиях. И, несмотря на пережитую Инициацию № 1, начала понимать, как важен в любви «человеческий фактор».

Порой настроение Карла менялось, и он заводил грустную песню.

– Когда я стану старым и немощным, а ты все еще будешь молода и прекрасна – ведь ты всегда будешь молода и прекрасна, – ты застесняешься меня, начнешь уходить одна из дома и, возвращаясь, будешь нести всякий вздор, чтобы меня не обижать. А я, в инвалидном кресле, буду слушать тебя и благодарить бога уже за то, что столько лет каждый день видел твое лицо… Ты ведь не лишишь меня этого? Не бросишь меня? – И преувеличенно заискивающе заглядывал ей в глаза.

– Брошу, брошу… – отвечала она, счастливо смеясь. – Уже бросаю.

Лора еще никогда в жизни не чувствовала себя до такой степени женщиной. Карл, казалось, давал ей неограниченную власть над ним. И при этом она была от него полностью эмоционально зависима. Но такая зависимость ее не только не тревожила, а придавала силы.

А недавно Карл совершенно поразил ее неожиданным предложением.

– Роди мне ребенка, – выдохнул он в самый пик коитуса. А потом повторил, уже более трезво: – Роди! Сына! Я хочу наследника. От любимой женщины. И поверь, я никому этого не предлагал до тебя. Даже матери Габи. Это была просто юношеская неосторожность. Собственно, поэтому я на ней и женился. Ни к чему хорошему это не привело. Ни для кого из участников, включая мою дочь.

Лора растерялась – Карлу не были свойственны такие откровения.

– Почему бы твоей дочери не родить тебе внука? Это было бы гораздо естественней в твоем возрасте.

– Это невозможно. – Тон его стал неожиданно резким. – Забудь этот разговор. Временная слабость. И правда, непростительно в моем-то возрасте. Извини.

Лора бросилась ему на шею, ей почему-то стало нестерпимо жалко этого гордого и нежного человека.

– Прости меня, пожалуйста! Я пока не готова к этому. Мне бы с собой разобраться. Но если бы я хотела ребенка, я бы родила его от тебя. Ты единственный настоящий, все остальные беспомощные подделки, бумажные куклы мужчинок. И плевать мне на возраст – это такая условность.

Однако на Лору этот разговор произвел очень сильное впечатление. Во-первых, ей никто до этого не предлагал ничего подобного, даже гражданский муж, с которым она прожила под одной крышей больше двух лет (с двадцати одного – до двадцати трех). А во-вторых, от Карла она ожидала услышать подобное предложение меньше всего. Он, несмотря на всю свою влюбленность, щедрость и романтические замашки, казался ей достаточно циничным для подобных предложений. Именно поэтому Лора оказалась абсолютно безоружной перед его очевидной искренностью. Она даже поделилась этим событием с Беа, несмотря на то, что по некоему молчаливому соглашению предпочитала не делиться с ней своими любовными похождениями. Они по-прежнему шагали по бесконечному пустынному пляжу. Вернее, теперь шагала одна Лора, Беа же предпочла перебраться к ней на плечо, к самому уху, щекоча его пушистыми ресницами.